Мы с Леной поспешили за ней. Ведьмы на базаре притихли, наблюдая за нами, словно стая воронов.

Максин подбежала к лотку с кристаллами, бросила ожерелье на стол и принялась набивать бархатный мешочек камнями: ониксом, янтарем, дымчатым кварцем, оттеняющим ее глаза… Затем она схватила красную свечу, еще черную… Торговка убрала сапфировое ожерелье себе в карман и потрясенно наблюдала за Максин.

– У вас есть книги заклинаний? – спросила та. – Мне ужасно скучно. Чем более запретные, тем лучше.

Ведьма рассмеялась.

– Ана Выкоцки хоть знает, какая вы бунтарка? Нет, милая моя, книг я не продаю. Только то, что видишь перед собой на прилавке.

Максин разочаровал ее ответ, но она ничего не сказала и потянулась за пучком сушеной лаванды.

– Хватит! – крикнула я, подбегая к ней, и положила руку Максин на плечо. – Что с тобой такое?!

Она отмахнулась от меня. Я еще никогда не видела ее такой взбудораженной.

Максин обернулась и проворчала:

– Не нужна она нам. Любопытная старая карга.

– Нужна, – возразила я. – У нее есть зеркало.

– Ты же говорила, мы идем сюда хорошо провести время? Вот сейчас мне наконец весело, – ответила Максин с жутко неестественной, чересчур широкой улыбкой.

Мы с Леной поделились своими историями, и я не понимала, почему Максин не ответит нам тем же. Меня это застало врасплох, и я чувствовала себя преданной. Может, как-нибудь выскользнуть сюда одной? Или взять миску виноградного сока и надеяться на лучшее? Мне искренне хотелось увидеть Уильяма и предотвратить новые убийства, но я понимала, что Максин уже не переубедить.

Она набрала всякой всячины в бархатный мешочек, и мы направились к выходу. В зале было не так уж много народу, но тихие голоса сливались в общий гул, как в улье.

За этим шумом я не услышала шагов Терезы, и она появилась позади нас как будто внезапно. Миниатюрная, сгорбленная, с зеркалом в руках. Она тяжело дышала, словно бежала к нам со всех ног. И хотя Тереза доходила мне разве что до груди, я вздрогнула, когда она возникла за нами.

– Если хотите – пожалуйста. Возьмите его и идите, – сказала Тереза, глядя только на Лену, и вручила ей зеркало.

Я даже не сразу сообразила, что происходит. Лена тоже выглядела ошеломленной. Она взяла зеркало, но держала его на вытянутых руках, словно оно ее пугало.

– Мне нечем за него заплатить, – пробормотала Лена.

– Я не прошу оплаты. Просто приходи как-нибудь снова, дочка.

Лена склонила голову.

– Почему вы передумали?

Старая ведьма ласково потрепала ее по щеке.

– Нравишься ты мне. Может, мы знали друг друга в прошлой жизни.

– Спасибо, – сказала я и тут же об этом пожалела.

Ведьма помрачнела и проворчала:

– Я не тебе его даю. Ну, бегите обратно в академию, а то накажут вас там по всей строгости.

Лена прижимала зеркало к груди всю дорогу до машины. Домой мы ехали в неловкой тишине.

Обратный путь показался дольше, но никто из нас не вышел из машины, когда Максин затормозила на подъездной дорожке. Мы сидели в кромешной тьме, слушая угасающий шум мотора.

Ночь выдалась мрачная и холодная. Редкие листья на деревьях мерцали синим в свете луны. Из парка не доносилось ни шороха. Края зеркала сверкали золотом на фоне черной накидки Лены.

Наконец Лена нарушила тишину:

– У меня есть одна просьба.

Я вопросительно вскинула брови, хотя она все равно не могла этого увидеть в темноте.

– Фрэнсис, я отдам тебе зеркало, но попрошу кое-что взамен.

– Что угодно.

– Давай звать остальных девчонок с нами. Как-то эгоистично одним заниматься с Финном. Одним узнавать больше о… – Тут она опустила взгляд на зеркало. – Об этом… обо всем.

Она была права. Лена всегда права.

– Договорились.

Максин молча вышла из машины и решительно зашагала к входу в академию, расправив плечи. Свою историю она нам так и не рассказала.

Слухи разнеслись по академии как пламя по сухой листве. Найти девчонок, жаждавших более серьезной магии, было несложно.

Финн сразу согласился на предложение Лены. Я передала его в мире снов, на лужайке дрем.

– Жаль, я сам до этого не догадался. Конечно, буду рад обучать всех, у кого есть желание.

У меня создалось впечатление, что он хочет отодвинуть на задний план произошедшее в клубе «Командор» и вернуться к простым, безопасным занятиям в парке. Мне тоже очень этого хотелось. Вовсе не потому, как мило завивались его кудряшки и как чудесно звучало его имя, а потому, что мне нравилось практиковать заклинания.

У Максин ушло меньше половины дня на то, чтобы прийти в себя. На обеде она уже сидела с нами и весело болтала как ни в чем не бывало, активно жестикулируя с вилкой в руке.

Ей очень понравилась идея пригласить остальных, и она широко улыбалась, хрустя печеньем.

– Мария так обрадуется!

Мы с Леной не стали на нее давить.

А в пятницу с наступлением ночи сбросили черные накидки и вышли в коридоры «Колдостана», всегда нагонявшие на меня жуть в темноте.

Порой, когда мне не спалось по ночам, я слышала странные звуки, словно кто-то царапал стены изнутри, и сегодня меня преследовало то же чувство, пока мы с Леной спускались по лестнице. Я подавила его, не желая вести себя как трусиха.

У входа на кухню, молча, в полумраке, словно призраки, нас ждал весь ковен, не считая Руби и Ребекки.

На кухне не оказалось ни Флоренс, ни Энн. Я невольно задалась вопросом, одобрили они эту вылазку или Максин просто заранее рассчитывала на их поддержку.

– Где Ребекка? – прошептала я.

– Солнце уже зашло, так что, считай, наступила суббота. А у евреев это священный день – Шаббат, и в него положено отдыхать. Поэтому Ребекка не колдует по субботам, – тихо объяснила Кора.

Что ж, по крайней мере, достойное оправдание. Руби вот отказалась с нами идти потому, что ей не хочется состоять в клубе, где она не президент.

Мы вышли из академии одна за другой, как из столовой на уроки, и отправились за ворота в Форест-парк.

По тропе в лес мы брели в полном молчании. Никто не кричал про Блокулу, не было даже нервных смешков. Все ощущали напряжение, повисшее в воздухе.

Мы сошли с тропы в объятия ночи, под темную сень деревьев. А всего через пару минут впереди показалась широкая лужайка.

– Почему мы не на Блокуле? – спросила Мейбл.

Вокруг свистел холодный ветер, и мы прижимались друг к другу, пытаясь согреться.