Как только хлопнула входная дверь, я вновь погрузилась вводу и прокрутила в памяти все события, которые произошли со мной в последниедва дня. Выйдя из ванны, я закуталась в махровое полотенце, достала карандаш илисток бумаги. «Просторов Сергей Иванович», — вывела я аккуратнымпочерком. Что ж, возможно, это мне пригодится.

Заехав к матери, я проведала сына. Санька сидел у телевизораи смотрел какую-то кассету с фантастикой. Потрепав сына по щеке, я приселарядом, с улыбкой разглядывая увлеченную фильмом мордашку сына.

— Сань, ты когда домой-то собираешься? Без тебя вквартире хоть волком вой. Тоска!

— Мам, ну я еще пару дней у бабушки побуду, —попросил сын.

— Ну, если только пару дней… — согласилась я.

Посидев с мамой на кухне, я пристально посмотрела ей в глазаи почувствовала, что не могу сдержать слезы. Мы молчали. Что-то объяснять небыло необходимости. Мама умела читать мои мысли без слов и умела менячувствовать на расстоянии. Взяв меня за руку, она тихо спросила:

— Может, чего-нибудь выпьешь?

— Можно выпить. Я сейчас не за рулем. Юрец отогнал моюмашину в автосервис.

Выпив по бокальчику мартини, мы прижались друг к другу итихонько всплакнули. Даже не верилось, что совсем недавно я бегала попустынному берегу и хваталась за собственную жизнь, как утопающий за соломинку.Через несколько минут мама принялась готовить обед. Я смотрела на нее любящимвзглядом и улыбалась: она была такая же, как и на фотографиях многолетнейдавности. Евгения. Женька. Красивая, волевая, энергичная и озорная, словнодевчонка. Будто время остановилось, и годы оказались не властны над ее возрастом.Она никогда не старела, потому что такие женщины, как она, просто не умеютстареть. Каждый новый прожитый год придает им молодости и красоты. Сделавглоток мартини, я вновь посмотрела на маму и тихо сказала:

— Мам, ты у меня такая красивая… Как здорово, чтокрасота передается по наследству.

Моя милая мамочка улыбнулась и с трудом сдержала слезы.

Покинув родительскую обитель, я вернулась домой. ПозвонилаМилка и затрещала в трубку, как самая настоящая трещотка.

— Викуль, давай к матери Вадима на дачу заедем. Тамсейчас ягод — море. Я хочу мужу сок из свежих ягод сделать.

— Возни больше. Не проще ли купить, — с каким-тобезразличием ответила я.

— Ты же знаешь, что мать Вадима знахарка. Она меня стого света вытащила. Так вот, она там какое-то зелье приготовила для Вадима. Онс этого зелья на ноги за считанные дни встанет.

— Я без машины.

— Как это? И куда она подевалась?

— Повреждений много. Юрец ее в автосервис отогнал.

— Поедем на машине Вадика. У меня доверенность есть.

Я подумала, что мне и в самом деле не помешает развеяться.Сидеть в четырех стенах и вспоминать все, что было на берегу, очень тяжело.Милка не заставила себя ждать и заехала за мной буквально через несколькоминут. Она возникла на пороге моей квартиры, как шаровая молния, кипя эмоциямии бурно жестикулируя. Машину она вела так же темпераментно, постоянно выезжаяна встречную полосу, пугая ни в чем не повинных участников дорожного движения.

— Мил, да что с тобой творится?! — перепугалась яне на шутку.

— Ничего, не считая того, что мой супруг страдает оттого, что умерла его любимая девушка.

Неожиданно Мила затормозила и посмотрела на меня глазами,полными слез.

— Знаешь, а я вот что решила. Пусть Вадим думает, чтоОльга умерла. Тогда все наладится. Я уверена, что все будет как раньше. А еслиона когда-нибудь объявится в нашей жизни, она об этом очень сильно пожалеет….

— Но ведь он чувствует себя виновным?!

— Ничего страшного. Пусть лучше он чувствует себявиновным, чем встречается на стороне и вздыхает по другой женщине.

— А если они когда-нибудь встретятся? Случайнаявстреча. Ты подумала, как это может отразиться на Вадиме?

— Москва слишком большой город и вероятность случайнойвстречи равна нулю.

— Совсем недавно ты сама сказала, что Москва — этобольшая деревня, в ней постоянно с кем-нибудь встречаешься.

— Я не хочу думать о плохом. Я хочу выходить своегомужа и жить с ним как раньше, до того момента, когда он встретился с Ольгой.Знаешь, сейчас в больнице между нами произошел довольно теплый разговор. Я егопростила. Понимаешь, простила и покрыла его лицо поцелуями. Впервые занесколько месяцев я почувствовала себя желанной, обласканной и любимой. Мнепоказалось, что именно сегодня Вадим прекратил свой нескончаемый внутренниймарафон к сердцу капризной соперницы. Я почувствовала, что он расслабилсядушой, а это самое главное. Теперь будет все по-другому. Я стану новой. Я будунамного лучше, чем она, и мой муж обязательно забудет о ее существовании. Ябуду его встречать после работы при полном параде, каждый день краситься иловить восхищенные взгляды посторонних мужчин.

Милка снова надавила на газ, и машина взревела, как раненыйзверь. Я закрыла глаза и почувствовала чудовищную боль в затылке. Наверно, этонервы. Обыкновенные нервы.

Приехав на дачу, мы зашли в бревенчатый дом и сели за стол.

— Что-то матушки нет, — пожала плечамиМилка. — Наверно, пошла по соседям. Она любительница сидеть в гостях ипить чай.

— Ну что ж, подождем.

Я вышла из дома и глубоко вдохнула свежий, опьяняющий леснойвоздух.

— Боже, как же здесь хорошо!

Милка вынесла небольшое ведро и подошла к малиновому кусту.

— Викуля, ты сходи в самый конец дачного поселка.Позови Марию Александровну. Она обычно в последнем доме сидит. Я пока ягодынаберу. Так быстрее будет. Нам же время не позволяет засиживаться. Я сегодняеще хочу успеть Вадима проведать.

— А ты уверена, что она там?

— Уверена. Это недалеко. Зайдешь в последнийбревенчатый дом и скажешь, что мы приехали. Выручай.

Я посмотрела на Милкино ведро и пожала плечами.

— Мил, а может, лучше я ягоду соберу? Ну, что я буду почужим людям ходить?

— С каких пор тебе моя Мария Александровна чужой стала?Вы с ней на свадьбе вовсю обнимались. У меня рука наметана. Я тут весь дачныйсезон вкалывала, а ты будешь копаться и рвать по одной ягодке, — обиделасьМилка.

— Ладно, схожу, — я махнула рукой и посмотрела вту сторону, где заканчивался дачный поселок.