Она вытягивает из ящичка неимоверно длинную карточку, непонятно как там умещавшуюся.

— Но прежде хотел переговорить с врачом, принимавшим роды, — уточняю. — Цветы — ему.

— Очень мило, — сухо говорит девушка и протягивает волшебный листок. — Третий ярус, направо.

Отщипываю от букета цветок и кладу на стойку:

— Это вам.

— Четное число живым не дарят, — язвит вослед.

Моя метода — полная откровенность. В конце концов, перед тем, как жизнь покидает бренное тело, направляясь отнюдь не в Инфокуб, человек в праве на мгновения искренности. Торчащая из груди роза добирается острием до отчаянно колотящегося сердца.

— У меня — задание, — доверительно шепчу в леденеющее ухо. — Странное и нелепое, как сама Мария с ее новорожденным чудовищем, но какое есть. Мы, стиратели, работой не брезгуем. И выходных, кстати, не имеем. Не находите, наши профессии настолько диаметральны, что почти неотличимы?

Ввинчиваю розу глубже, и только потом соображаю — не попросил надлежащим образом обмундирование акушера.

Это оказывается излишним — все необходимое запечатано в стерилизационном шкафу: белое, нелепое, со множеством висящих и торчащих трубок с блестящими наконечниками.

Кое-как облачаюсь. Все функционально, но непонятно. С таким одеянием в Инфокуб проникать, а не роды принимать. Нахожу среди шлангов таблетницу, вытряхиваю из нее разноцветный мусор и укладываю на его место две капсулы. Полупрозрачные, с темнеющим ядром. В который раз кажется, будто они дрожат. Словно там, в глубине, работает крохотный моторчик. Добровольно, говоришь?

Старательно прячу лысину под плотно облегающий капюшон. Поглядывая на мертвеца, леплю себе похожую физиономию. Идеального сходства не нужно. Вполне сойдет и так.

Чуть не забываю цветы. Их опять нечетное количество.

Она сидит за низким столиком и забавляется с голубой пирамидкой. Щекочет, дергает за щупальца. Ни дать, ни взять — юная мамаша играет с младенцем. Извечный сюжет. Даже имена все те же.

Пирамидка топорщится коротким телом, моргает огромным глазом, беззвучно разевает клюв. Появляется ненужная мысль: как она кормит этот клюв? Он же ранит ее плоть.

— Время принимать лекарство, — добродушно говорю, переступая порог. — Приготовьтесь проглотить то, что доктор прописал!

Мария отрывается от игры с пирамидкой, смотрит на меня. Нет, не настороженно. Всего лишь как на того, кто прервал самое приятное занятие на свете.

Я подхватываю штуцер таблетницы и делаю шаг к ним.

— Для этого вам придется проникнуть в Мембрану и ликвидировать прокси-тело еще в сейфе, — говорит заказчик.

У меня дежа вю. Даже солнце все такое же — четырехугольное, багровеющее. Хочется спросить: мы с вами раньше не встречались? Наклоняюсь и наливаю из кувшина кислоты, запиваю неуместный вопрос.

— Если подобное кажется вам отвратительным, знайте — мой голос в общем голосовании был иным, — сообщает заказчик сухо.

Во рту кисло.

— Меня не касается, — говорю. — Намерения заказчика — переменная несущественная для стирания из реальности. Я так предпочитаю подобное называть, — почти язвлю.

— Она сама вышла на нашего представителя в Инфокубе. Представляете? Сама. И предложила услуги, которые нами объявлены к приобретению — достоверность нетчи и готовность пройти сквозь Мембрану в Базовую реальность. Безумная идея, не находите?

— Я — не яйцеголовый, — объясняю.

— Простите? — не понимает.

— Не ученый. Яйцеголовый — ученый на нашем языке.

— Забавно, забавно. Но вернемся к Марии и ее… хм… плоду. Кто-то утверждает, ничего не получится. Нетчи — всего лишь воображаемый феномен. Вроде ложной беременности у собак.

— У кого?

— Собак, — заказчик шевелит пальцами у висковых глазниц. — Такие, с щупальцами. Впрочем, не важно. Так вот, согласно этой гипотезе, на выходе из Мембраны мы получим обычный прокси-организм безо всякой беременности. Ваше мнение? — внезапно интересуется он.

— Гипотез не изобретаю, — отсекаю бритвой Оккама.

— И правильно. Потому как можно и впросак угодить. Надо суетиться в этом мире. И я подсуетился. Получил данные раньше. Прямо из эмбрионального сейфа. Защиты там никудышные — сами понимаете. И? — Он торжествующе ждет моего вопроса.

Не дождется.

— Два, — для верности раздвигает клешню. — Сомневающиеся посрамлены. А значит и моя гипотеза имеет право на жизнь.

— А они?

— Простите? — он недоумевает.

— Они имеют право на жизнь? Она и ее пирамидка…

— Что за пирамидка? Почему пирамидка?

Сам сбиваюсь, потому как не пойму — из клюва выскочило. При чем тут пирамидки?

Устало касаюсь теменных глазниц, осторожно тру набрякшую кожу.

— Наиболее интересным в данной проблеме является наличие у нетчи индекса реальности, — говорит заказчик. — Понимаете? Чисто теоретически…

Нетерпеливо щелкаю клешнёй:

— Увольте, увольте! Для моего задания сказанного вполне достаточно. Как бы вы желали провернуть дело?

— О! — закатывает все глаза под лоб. — Как бы я желал! Как бы я желал! Но целиком полагаюсь на специалиста. Специалист специалиста всегда поймет, не так ли?

— Не так ли, — отражаюсь эхом, встаю с кряхтением, подхватывая многочисленные штуцеры и инъекторы. Но когда касаюсь выпуклости выхода, он вдруг прорывается:

— Вот, разве…

— Да? — гипнотизирую пуговицами затылочных буркал.

— Не хотелось бы чрезмерных мучений. Пусть будет как электричество — вот был свет, вот света нет.

— Как угодно, — киваю и перемещаюсь в Мембрану.

Мерзость запустения. А ведь когда-то — магистраль, соединявшая Инфокуб и Базовую реальность. Памятник безумной идее — индекс реальности есть следствие телесного ощущения. Как разум не обманывай, какие картины не создавай синхронными усилиями серверов, по тысячиэтажные макушки зарытых во льды Африки, а он, разум, все равно в реальность смотрит, благодаря остаточному чувству физического тела. Лишите полноправного гражданина Инфокуба тела, овеществите его электроимульсами, а того пуще — нулями и единицами на бесконечных бумажных лентах, и он избавится от мучительного ощущения искусственности окружающей цифровой реальности.

Сколько таких пошло на ампутацию физического тела, прежде чем осознали — индекс реальности нечто иное, чем мурашки на физической коже. А прокси-организм — это как искусственный панцирь по сравнению с естественным.

Они даже издали похожи на людей — огромные, массивные, с заклепками и оконцами в брюхе, чтобы любоваться на кипение первичного бульона, в котором слой за слоем, косточка за косточкой вываривается прокси-организм. Низкий гул густо заполняет промежутки между бесконечными рядами бронированных автоклавов. Пахнет отвратительно — брожением или гниением. Под ногами множество лужиц. Стоит наступить в такую, и она немедленно превращается в сотни белесых нитей, что тянутся за тобой, прочерчивая след в лабиринте Мембраны.