А речь — вновь пребудет логичной, тактичной, приличной».
Так сказал гуй ван Мухали Его Величеству Чингисхану. Засим зурчидский Чу мэргэн* изрек:
«Когда на пирушке хмельное все льется и льется,
Что было у нас на уме, то наружу прорвется.
Худое, хорошее — все, что под спудом лежало,
Приметным теперь и для всех окружающих стало.
Вино, что мы влили в себя, ни за что не слукавит
И все благородство и низость всю нашу проявит.
Его с незапамятных пор называли недаром
Священною влагой, божественным чудо-нектаром,
И каждое с ним проведенное ныне мгновенье
Великую радость приносит, дает наслажденье.
А завтра, как только с лучами рассветными встанем,
Пирушку вчерашнюю разве ж добром не помянем?
Нет, если вином наслажденья себе не доставить,
Не пир пировать, а кошму под собою дырявить».
Такие слова изрек благодетельному Владыке Чу мэргэн. Засим витязь Борчу из племени Арулад молвил:
«Пьем мы — крохотной мошкой
вино пощекочет нам горло,
А уж если обратно —
так мамонтом диким поперло.
Пьем и чувствуем: влага
парит себе пчелкою плавно,
А назад отрыгнется
не пчелка, а слон своенравный.
И мутится наш разум, шатаются наши устои,
От излишка теряешь как будто бы все нажитое…
Побеседуем — уразумеем в конце разговора:
Можно выпить, да только не знать в питии перебора.
У вина есть хорошие стороны, есть и плохие.
Мы ценители, да! Но не выпивохи лихие.
С удовольствием выпьем, однако же не напьемся,
А, прилично беседуя, с миром и разойдемся».
Такие слова молвил Борчу премудрому Владыке. Засим Зэлмэ Урианхайский молвил:
«Пить на пирушках зелено вино
Владыкой нашим не запрещено.
Испить архи, побыть немного пьяным —
Не возбраняется великим ханом.
Давайте ж на пиру соединимся,
Подобно жеребятам, порезвимся.
Содвинем чаши дружно, без тревоги —
Пусть в голову ударит нам и в ноги.
В веселье беззаботном и бездумном
Мы уподобимся турпанам шумным;
Не будем ни устойчивы, ни стойки
На час во время дружеской попойки».
Так закончил свою речь Зэлмэ Урианхайский. Засим держал слово Зэв из рода Бэсуд:
«Коли не будет на пиру вина,
Сердцами ль станем от родни далече?
Сойдясь и не напившись допьяна,
Не станем разве радоваться встрече?
Коль обойдемся без хмельного зелья,
Так, значит, не узнаем и веселья?
Я думаю, и без вина мы сдюжим,
Владыке-хану преданно послужим
Советом трезвым в деле управленья,
От вражьих козней предостереженьем».
И вступил в беседу тогда ойрадский Хар Хиру:
«Содвинуть чаши разом на пиру —
Не это ли восторг и ликованье?
Прознавших про такое торжество
Охватывают зависть и желанье
Не за чертой остаться вдругорядь,
Участье в нашем празднике принять.
Коль чашею вина не пренебречь,
Она нам красноречия прибавит,
И если раньше спотыкалась речь,
Ее велеречиво течь заставит…
Вино способно нам сердца зажечь
И на врагов всю нашу мощь направит.
Собравшись вкруг Владыки, возгласим
Ему хвалу, поднимем дружно чаши
И так же дружно их опустошим,
Возрадуемся славной встрече нашей».
Засим держал речь Борохул:
«Увы, не хмельное ль бывает досадной причиной
Того, что по разным путям разойдутся мужчины?
А что в голове у нас бродят недобрые мысли,
И в этом одно лишь вино ты виновником числи.
Оно разрушает и дружеских чувств постоянство,
Оно нам внушает гордыню, заносчивость, чванство.
В нем польза? — Сомнительно…
Скажем решительно: скверна!
Но сила его и губительна и непомерна!»
Наконец молвил слово Шигихутуг:
«Вкусим от щедрот, что пожаловал всем нам
светлейший Чингисхан,
Пусть здравица наша подобием станет
гусиного крика.
В табун одномастных куланов сойдемся,
собьемся, стеснимся,
Друг другу подобны, единоутробны,
мы повеселимся.
Вкусим от щедрот, что дает благодетель,
Чингисхан единый,
И здравица наша пусть будет ему
воркотней голубиной.
Сойдемся, как сходятся одношерстные
в стадо маралы,
И пусть начинается, пусть не кончается
пир разудалый!»
Досель смиренно сидевший у входа в ставку и внимавший речам витязей отрок-сирота поднялся на ноги и, приступив к Владыке, молвил:
«Хотелось бы средь почтенных витязей оказаться,
Хотелось бы перед ними посильное слово молвить,
Хотелось бы оказаться средь тех, кто мыслит едино,
Хотелось бы поделиться своей сокровенной думой».
Услышав эти слова отрока, Чингисхан молвил:
«О чем поведать хочешь нам, юнец безусый?»
И отвечал отрок-сирота:
«Чингисхан, своим величием
ты повергаешь в прах!
В собрании столь почтенном
мне рот раскрывать непросто.
Чингисхан, неизъяснима
безмерная святость твоя!
Для тех, кто пришел на пир,
как трудно мне молвить слово!
Есть нечто, что вертится, хан,
в голове молодой, но думной.
Вот только сумею ли я
выразить это разумно?»
И тогда Чингисхан изволил сказать:
«Если хочешь сказать, так скажи,
про себя не держи.
Коль желаешь нас чем-то развлечь —
начинай свою речь».
И выслушал повеление Владыки отрок-сирота, возрадовался радостью великою, и поведал он высокому собранию по разумению своему о вине хмельном и бражничестве неразумном: