– О! Какой комплимент! – насмешливо воскликнул Ник. Однако Леся заметила, что тот слегка смешался. Она порадовалась, что впервые в жизни смогла смутить его.

– Ладно, Евдокимова, меня твоя личная жизнь не интересует. Давай отчитывайся, как ты провела вчерашний день (включая ночь). Любовные приключения можно опустить.

Леся доложила боссу о событиях вчерашнего дня, начиная с визита на съемки к Манировой. Рассказала про визит к Петру Брагину на Чистые Пруды. И как потом отправилась в Кузьминки, обнаружила труп наркомана, столкнулась у подъезда с Васечкой. Затем описала вечер на даче и пожар… Разумеется, она опустила тот факт, что Василий провел утро в ее квартире. Однако теперь их отношения стали секретом Полишинеля, и сыщику не нужно было проявлять чудеса дедукции, чтобы сделать вывод, который он тут же и озвучил:

– Значит, своей благосклонностью ты осчастливила Ваську… Везет дураку.

– Почему дураку?

– Не обращай внимания. Я к слову. И от зависти. А какие такие далеко идущие выводы ты сделала из всего происшедшего? Ты лопотала по телефону, что вычислила убийцу…

Леся коротко и, как ей показалось, аргументированно изложила свою версию.

Когда она закончила, Кривошеев задумчиво протянул:

– Складненько. – Лесе была необыкновенно приятна даже столь скупая похвала. – Значит, ты считаешь, – продолжил он, – что преступник заметает след?

– Да, – кивнула Леся. – И именно этим объясняются убийства и старшего и младшего сыновей Брагина. И покушение на меня.

– Но на тебя он покушался зря. Ведь ты в квартире продюсера в ночь убийства ничего не видела и не слышала? – уточнил детектив.

– Почему зря? Ключи – самая важная и единственная улика – погибли. Расплавились, сгорели. Во всяком случае, уж отпечатков пальцев на них точно не осталось.

– Почему ты мне раньше не доложила о ключах?

Леся отвела взгляд.

– Не знаю.

Ник пристально уставился на нее.

– Нет, знаешь.

– Ну и почему? – с вызовом спросила она.

– Потому что ты подозревала и меня.

– Что ж, – она открыто глянула на начальника. – Ты сам напросился.

– Чем же, позволь узнать?

– Своим враньем, кто на самом деле заказал слежку за продюсером.

– Меньше знаешь – крепче спишь.

– Вот именно. Потому я тебе о ключах и не сказала.

– И в результате не сберегла решающую улику.

Последнее слово в споре все равно осталось за Ником.

Леся не стала продолжать пикировку, однако спросила:

– А что наша доблестная милиция? Что ты узнал? Им-то удалось что-нибудь установить по делу?

– А я почем знаю? – буркнул детектив.

– Ты же два последних дня занимался тем, что налаживал с ментами контакты. Наладил?

– Ох, наладил, бедная моя печень… – картинно приложил руку к боку Кривошеев.

– Главное – они меня не подозревают?

– По состоянию на вчерашний день – нет. Как ни странно, в деле об убийстве продюсера светловолосая девушка в деловом костюме, посетившая убиенного в субботу, вообще не фигурирует.

Леся воодушевилась.

– Это не странно, дорогой Ник. Это работает на мою версию.

– Работает? Как?

– Убийца хотел добраться до меня раньше, чем милиция, поэтому ничего ментам не рассказал.

– Возможно, ты права.

– Ну а хоть что-то оперативники уцепили?

– Или они не раскрыли передо мной все карты, или у них в самом деле нет ничего существенного. Скорее – второе. Единственной для меня новостью явился факт, что на мобильник старшему сыну в ночь убийства действительно звонили, в двадцать три с минутами, причем из телефона-автомата на Патриарших – самого близкого телефона к месту убийства.

– А что видеокамеры? На улицах, в магазинах, у банкоматов? Чай, не где-нибудь в Гречанинове человека убили, а в самом центре Первопрестольной…

– Как ни странно, на доме Брагиных ни одной видеокамеры нет.

– А может, не странно, – возразила Леся, – а это вполне сознательное решение жильцов. Чтобы сохранить в тайне свою личную жизнь. А она, судя по продюсеру, была у них бурной.

– Единственное – камера ювелирного магазина в Спиридоньевском переулке зафиксировала, что в двадцать два двадцать пять по направлению к брагинскому дому проследовал молодой человек, очень похожий на младшего сына Брагина – наркомана.

Леся улыбнулась.

– Это опять-таки играет на мою версию.

– Которая построена на песке, – немедленно возразил Ник. – Одни догадки. Ни единой улики.

– А чтобы их раздобыть, я предлагаю следующее, – сказала девушка.

– Ну-ну?

Впервые за все время их совместной работы Ник по-настоящему заинтересовался ее мнением. И тут Леся изложила идею, что осенила ее сегодня утром, покуда она принимала душ.

Когда она закончила, детектив снова похвалил ее – прошу заметить, второй раз за день:

– Что ж, опять складненько.

Леся благодарно улыбнулась. Все-таки Ник, оказывается, умеет ценить собственных сотрудников.

А детектив вдруг спросил ее:

– Ты, товарищ Евдокимова, в армии и других силовых структурах, случайно, не служила?

– Никак нет, – улыбнулась она. – А что?

– Значит, ты не знаешь основной армейский и ментовской принцип, на котором построена служба в армии. И в моем агентстве, кстати, тоже.

– Ну и что же это за принцип?

– Инициатива наказуема. Вот сама и займешься проверкой собственной версии. А то пока она остается карточным домиком. Дунешь – рассыплется.

– Я предлагаю поискать улики вместе.

– Где? Какие?

И тогда она поведала сыщику о последних словах (вернее, обрывке слова), что произнес перед смертью Ванечка Брагин, и о том, как, по ее мнению, следует интерпретировать его предсмертный хрип.

– Любопытненько, – отозвался Ник. – Решение вполне в духе наркоманских свихнутых мозгов. Шансы на то, что ты права, я расцениваю, как один из ста. Но обыскать Ванечкин притон все равно надо. Я этим займусь.

– Коленька! – воскликнула Леся, она впервые назвала детектива не «Ник», не «Кривошеев», но «Коленька». – Давай пойдем вместе! Ты ж сам говоришь: инициатива наказуема, а ведь это я придумала.

– А ты знаешь, что, проникнув в ту квартиру (а она наверняка уже опечатана), мы совершим уголовно наказуемое деяние?

– Знаю.

– Не боишься?