– Когда-то здесь кипела жизнь. Потому это место и назвали «Лемсейед»[53]. А потом, после той трагедии, старожилы отсюда ушли, а новые поселенцы так и не появились. Только мы и остались, держимся кое-как.

– Что за трагедия? Почему я не знаю о ней? Был падеж верблюдов? – допытывалась я.

Старик посмотрел на меня и затянулся трубкой. Похоже, мысли его унеслись далеко. Глядя в пространство, он произнес:

– Было побоище людей. Крови пролилось столько, что воду из ручья еще долго боялись пить.

– Кто кого убивал? Что произошло? – Я невольно прижалась к Хосе. Голос старика звучал зловеще. На нас неожиданно опустилась ночь.

– Сахрави убивали легионеров, – тихо ответил старик и взглянул на нас с Хосе. – Шестнадцать лет назад Лемсейед был чудным зеленым оазисом. Здесь даже пшеница росла, а кокосы и финики падали прямо с деревьев. Питьевой воды было в изобилии. Все сахрави пригоняли сюда коз и верблюдов на выпас, здесь были тысячи, тысячи шатров…

Слушая рассказ старика о былой благодати, я взглянула на уцелевшие кокосовые пальмы. Трудно было поверить, что и эта иссохшая земля когда-то цвела и зеленела.

– Потом пришли испанские легионеры, встали здесь лагерем и не уходили… – продолжал старик.

– Но ведь тогда Сахара еще никому не принадлежала, – перебила я его. – Это не было противозаконно. Каждый мог прийти сюда…

Старик прервал меня жестом руки.

– Все так, все так… Дай мне договорить… Пришли испанские легионеры. Сахрави не пропускали их к воде. Из-за воды вспыхивали ссоры. А потом…

Он замолчал.

– Что же было потом? – нетерпеливо спросила я.

– А потом на их лагерь налетела туча сахрави. За ночь они перерезали всех спящих солдат, всех до единого.

Широкими глазами я пристально смотрела сквозь пламя на старика.

– То есть их всех убили? Сахрави зарезали всех, кто был в лагере?

– Лишь один сержант остался в живых. В ту ночь он был сильно пьян и уснул, не добравшись до лагеря. А когда проснулся, все его товарищи были мертвы. Ни один не выжил.

– Вы были здесь, когда это произошло? (Вы тоже участвовали в резне? – чуть было не спросила я его.)

– Как же так, – сказал Хосе. – Солдаты Иностранного легиона – лучшие из лучших. Как такое могло случиться?

– Никто этого не ожидал. Слишком умаялись за день, да и часовых было мало. Никому и в голову не пришло, что сахрави могут напасть на них с ножами.

– Где же был тот лагерь? – снова спросила я.

– Вон там. – Старик вытянул руку, указывая на верховье ручья. Сплошные пески, ни единого признака обитания человека.

– С тех пор там никто не живет. Убийцы, понятное дело, скрылись. Чудесный оазис пришел в запустение.

Старик курил, склонившись над трубкой. Уже совсем стемнело. Налетел свирепый ветер, кокосовые пальмы качались под его протяжный вой, скрипели колышки шатра.

Я подняла голову, всматриваясь в черную даль, где шестнадцать лет тому назад стоял лагерь легионеров. Я видела, как во тьме испанские солдаты в военной форме отчаянно дерутся с вооруженными ножами сахрави; вот они падают под ударами ножей, один за другим, словно в замедленной съемке. Вот они ползут, истекая кровью, по песку; сотни беспомощных рук простираются к небу, раскрытые рты на окровавленных лицах исторгают беззвучный вопль. Над помертвевшей пустыней раздается лишь леденящий хохот смерти, разносимый ночным ветром…

Я вздрогнула и с усилием моргнула. Все прошло, все исчезло. Вокруг покой и тишина, мы сидим у огня и молчим.

Внезапно мне стало холодно, сердце сжалось от тоски. Это ведь не просто страшная история, рассказанная стариком, здесь было настоящее кровавое побоище!

– А выживший сержант… это тот самый военный с татуировкой на плече, который волком смотрит на всех сахрави? – спросила я тихо.

– У них был сплоченный, дружный отряд. До сих пор помню безумное отчаяние сержанта, пробудившегося после пьяного сна, как он кинулся к телам своих погибших товарищей, как сотрясался над ними…

В памяти всплыла татуировка с названием полка.

– А имя его вы знаете? – спросила я.

– Его потом перевели в гарнизон в поселке. С тех пор он ни разу не произнес своего имени. «Все мои братья погибли, разве после этого я достоин имени?» – говорил он. Все называют его просто «сержант».

События эти случились давным-давно, но при мысли о них у меня мороз пробегал по коже. Темная пустыня словно покачивалась вдали.

– Поздно уже, пойдем спать, – нарочито громко сказал Хосе и молча ушел в шатер.

Эта трагедия осталась в прошлом, в поселке о ней никогда не заговаривали. Каждый раз при встрече с сержантом у меня заходилось сердце. Сколько же времени пройдет, прежде чем страшные воспоминания поблекнут в его душе?

Около года назад ситуация в этой забытой миром и людьми пустыне неожиданно раскалилась. Испанскую Сахару пытались разделить на части: с севера Марокко, с юга – Мавритания. Внутри территории сформировались свои партизанские отряды, бежавшие в Алжир, – они боролись за ее независимость. Испанское правительство пребывало в нерешительности, не зная, что делать с этой землей, в которую было вложено так много сил и ресурсов: бросить ее на произвол судьбы или же удерживать до последнего.

Начались убийства гуляющих в одиночку испанских солдат. В колодец подсыпали отраву, в школьном автобусе обнаружили тикающую бомбу. Кто-то поджег конвейерную ленту фосфатодобывающей компании. Ночного сторожа повесили на электропроводах. Неподалеку от поселка на противопехотной мине подорвалась машина…

Эта череда потрясений погрузила наш городок в пучину страха. Правительство закрыло школы и эвакуировало детей в Испанию. На всей территории объявили комендантский час. В городке стали появляться танки, а военные учреждения обнесли несколькими рядами колючей проволоки.

Самым страшным было то, что испанская территория с трех сторон оказалась под натиском врага. Когда происходило очередное бедствие, никто в поселке не знал, чьих рук это дело.

В сложившейся ситуации женщины с детьми немедленно уехали в Испанию. У нас с Хосе детей не было, и мы заняли выжидательную позицию. Он по-прежнему ездил на работу, а я сидела дома и выходила только на почту или за покупками. В других местах я, опасаясь взрывов, почти не появлялась.

В нашем когда-то спокойном и мирном городке теперь по дешевке распродавали мебель; у входа в авиакомпанию ежедневно выстраивалась длинная очередь за билетами. Кинотеатр и магазины закрылись. Оставшимся в пустыне испанским госслужащим раздали оружие. В воздухе повисло невиданное напряжение, и, хотя военные столкновения еще не добрались до нашего поселка, жители были охвачены паникой.

В один из дней я пошла в поселок за испанскими газетами. Мне хотелось