Тем временем Комаровский развязал мешочек и высыпал на ладонь немного серо-сиреневого порошка. По комнате поплыл удивительно знакомый запах. Анне, правда, было не до запахов – она пилила осколком стекла веревку. В какой-то момент осколок едва не упал на пол, она чудом удержала его, при этом порезала пальцы. От неожиданной боли она негромко вскрикнула. На ее счастье, Комаровский и его помощник были слишком увлечены магической церемонией и не обратили на этот возглас внимания. Было очень больно, но Анна не сдалась, она продолжила перепиливать волокно за волокном.

Комаровский произнес какую-то латинскую фразу и осыпал свою одежду и волосы порошком. Запах стал еще сильнее, и тут Анна вспомнила, что это за запах и почему он показался ей таким знакомым. Так пахли саше с лавандой, которые часто кладут в шкафы с одеждой.

А Комаровский продолжал церемонию.

Осыпав себя ароматным порошком, он поднялся на возвышение и лег в открытый гроб. Его подручный поднял один из подсвечников, поднес его к гробу и зажег край одежды Комаровского.

Должно быть, балахон был синтетический, во всяком случае, он вспыхнул, как будто был пропитан горючей жидкостью.

Какую-то долю секунды в комнате царила тишина, нарушаемая только негромким гудением пламени, но вдруг раздался дикий крик, полный ужаса и боли, и Комаровский в охваченном огнем плаще поднялся из гроба. Он размахивал руками, пытаясь сбить пламя, и кричал нечеловеческим голосом. Это было страшное и фантастическое зрелище.

В это самое мгновение Анна наконец перепилила веревку, освободила правую руку и принялась перепиливать веревки на левой.

Комаровский, в охваченном огнем балахоне, не переставая кричать, выбрался из гроба, свалился с возвышения, с трудом поднялся на ноги и заметался по комнате. Он налетал на стены, на шкафы – и тут и там вспыхивало пламя. По полу побежала огненная змея – загорелись старые газеты и книжные страницы. Подручный Комаровского, вместо того чтобы сбить пламя с шефа, сбросил свой балахон и выбежал из комнаты.

– Сгорим, к чертовой матери, совсем!

Анна еще раз полоснула стеклом по веревке, и наконец ее усилия увенчались успехом. Пока она прыгала в кресле, веревки на ногах слегка ослабли, так что сейчас она сумела быстро их снять. И первым делом бросилась к катающемуся по полу Комаровскому.

Балахон на нем вовсю горел. От него шел черный дым, и пахло горелой плотью. Анна заметалась в поисках воды, но поняла, что пока будет таскать ее из кухни, может стать поздно. Собственно, самого Комаровского ей было не жаль, пускай бы сгорел в уголья, но в комнате было полно едкого дыма, как бы Кукушкин не задохнулся.

Анна сорвала с окна пыльную занавеску вместе с карнизом и набросила ее на тело Комаровского. Огонь она сбила, теперь нужно было потушить какую-то ветошь и щепки в углу. И кажется, занялся уже старый стеллаж. Ругнув про себя дядю Пашу за то, что не соблюдает пожарную безопасность – виданное ли дело, в деревянном доме кучей навалены какие-то тряпки и картонные коробки, – Анна смоталась на кухню за водой и выплеснула ее в угол. Дым пошел в коридор, и из-за двери особого фонда послышался вой Нюры. Анна отодвинула тяжелый засов на двери, и мимо нее пронеслось что-то огромное и мохнатое.

Анна кинулась обратно в зал абонемента и подбежала к Кукушкину, который заходился в своем кресле резким сухим кашлем. Некогда было его развязывать, и Анна вытолкала кресло в коридор, а потом в помещение особого фонда. В ящике кухонного стола нашелся хлебный нож, и Анна тут же пожалела, что не попался он ей под руку раньше, когда она боролась с «таксистом». Не дрогнула бы у нее рука, запросто бы пырнула его ножом! А теперь он сбежал, и неизвестно, что может еще натворить. А на нем наверняка много криминала и, между прочим, по крайней мере, одно убийство висит – того человека, которого убил он в больнице, приняв его за Кукушкина.

– Иван Иванович, – она торопилась разрезать веревки на руках Кукушкина, – вы как?

– Ох, – он глубоко вздохнул, хрипя и кашляя, – воды дайте!

Анна налила воды прямо из-под крана. Кукушкин отпил жадно, едва не захлебнувшись, потом снова сильно закашлялся, вода потекла за воротник.

– Ничего… – прохрипел он, потирая левую сторону груди, – отдышусь, приду в себя, вы его проверьте! – Он слабо махнул рукой в сторону дяди Паши.

Анна опустилась на старый матрас и потрясла старика за плечи. Тот уютно всхрапнул и перевернулся на спину.

– Дядя Паша! – Анна потрясла сильнее. – Очнись!

– А? Что? – Дядя Паша открыл мутные со сна глаза. – Чего тебе, Анюта? Что случилось?

– Просыпайся, дядь Паша, – пробормотала Анна, – не время сейчас спать…

Она помогла ему сесть.

– А где это я? – Мужик удивленно завертел головой. – Почему на полу-то?

– А это ты нам скажи, – Анна решила пока помалкивать.

– А чем это так воняет? – Дядя Паша потянул носом и сморщился. – Борщ, что ли, сбежал?

– Да твой борщ давно протух! – рассердилась Анна. – Говори, что тут было ночью!

– Да я спал… – дядя Паша потер лоб, припоминая минувшие события, – а потом Нюра залаяла, слышу – машина едет. Потом стучат. Я – кто, что? Открывай, говорят, полиция!

Он потупился и смущенно добавил:

– Я спросонья и открыл… Нюра вперед вырвалась, так они ей что-то в морду прыснули. А этот, старший мужик, мне и говорит – у тебя, мол, руки-ноги тяжелые, ты, мол, сейчас вот тут ляжешь и будешь спать. И не проснешься, пока я не велю. Я вроде и не хочу его слушать, а ноги сами пошли в угол, лег я на матрас этот – и больше ничего не помню. А что тут было-то?

– Дядя Паша, ты только не волнуйся… – виновато заговорила Анна, – но получается, что это мы тебя в нехорошую историю втянули. В настоящий криминал.

– А, этот ваш ларец серебряный… – дядя Паша отчего-то смутился и отвел глаза.

– Ну не знала я, что так будет! – Анна покаянно прижала руки к сердцу. – Думала, у тебя его никто не найдет!

– Это я виноват, не сумел сдержаться, – подал голос Кукушкин. – Выложил им все…

Дядя Паша посмотрел на него и нахмурился, потому что вид у Кукушкина был, прямо скажем, бледноватый.

– А где Нюра? – спохватился дядя Паша. – Нюра, собачка моя, что они с тобой сделали?

И в это время со двора раздалось мощное рычание, как будто разгоняется небольшой такой бульдозер. Или экскаватор. Анна распахнула окно на кухне, дядя Паша топтался рядом.

На тропинке стояла Нюра. Шерсть у нее на загривке поднялась дыбом, глаза горели багровым пламенем. Вид собака имела очень грозный, а под передними лапами у нее лежало что-то, отдаленно напоминающее человеческую фигуру.

– Нюра, ты кого же это поймала? – спросил дядя Паша.

Вот фигура шевельнулась тихонько, и тотчас Нюра переступила лапами и грозно зарычала. Стало видно, что она взяла в плен второго злодея, который попробовал убежать, бросив своего старшего в бедственном положении.