узнала не только принцесса. И теперь эльфы пребывали в смятении. Плащ – это символ защиты и покровительства. Лорд Дома вереска отдал мне своё одеяние, знакомое многим, чтобы все присутствующие знали – я под его защитой. И он не страшится говорить об этом вслух.

Потому сейчас в воздухе витало невиданное напряжение, хотя до основного действа было ещё далеко…

Харуан из Дома гроз оказался лишь отдалённо похож на Гарэна. Его рыжевато-каштановые волосы оказались острижены неожиданно коротко для эльфа, подбородок рассекал некрасивый рубец, заставивший линию рта исказиться, и теперь левый уголок губ Харуана был недовольно опущен.

Орехово-карие глаза лорда отразили тысячелетия жизни – несомненно, этот эльф был одним из самых древних, встреченных мной. Столь же древний, как и Кэлеан, а, может быть, и старше. Я ощущала, что тело лорда окружала непроницаемая защита, не пропускавшая наружу ни единой эмоции – такую мог создать лишь менталист.

Не иначе маг Ольмильяра постарался.

Взгляд мой наткнулся на белоснежный силуэт Кэлеана. Он казался ослепительно-ярким на фоне серых скал и более пёстрой одежды других эльфов. Я взглянула ему в глаза и не узнала их. Прежний понимающий, заботливый и спокойный эльф исчез.

Он был… остёр. Словно клинок, готовый к бою. Глаза его предвкушали сражение, но в них не было легкомысленного опьянения битвой. Кэлеан знал, что на кону стоит слишком многое.

Среди эльфов было ещё много моих знакомых. И хотя все собравшиеся, кроме, пожалуй, Харуана, Кэлеана и Килтис, едва ли знали, в чём меня обвиняли, к своему удивлению в глазах многих я заметила поддержку.

Это были преимущественно эльфы из числа тех, кто ездил со мной на встречу с людьми, члены Дома вереска и куда более нежданные союзники, вроде… Гарэна.

Рыжеволосый лорд усмехнулся, глядя на меня, но в глазах его плескалось сочувствие. И почему-то я знала, что оно предназначалось лично мне.

Вот только едва ли лорд Дома гроз упустит возможность нанести удар Альвэйру. Когда дело касается политических игр, личные симпатии не имеют значения.

 

___

___

Спасибо за терпение! Глава с непосредственно судом будет 8 января.

 

Глава 48

До начала процесса мне позволили присесть на скамью и наблюдать за тем, как четверо магов устанавливают на площадке волшебные артефакты, призванные блокировать магическую энергию.

Явная демонстрация.

Не было смысла делать всё это на глазах у озадаченных эльфов-слушателей, пока не подозревавших о природе моего обвинения. Но королю хотелось подогреть их интерес. Заставить гадать о том, что происходит. Для Ольмильяра суд был лишь хорошо поставленным представлением, в котором он собирался торжествовать.

Это понимали все до единого. Обычно, если маг был настолько опасен, что силу его нужно было запечатать на время суда, это делали заранее. А тут выходило, что король не очень-то верил в мою опасность. Но вёл себя так, будто всё было наоборот – и я опаснейший из всех магов.

Ольмильяр появился на площадке, когда счёл, что достаточно выждал.

На секунду мне показалось, что серый осенний день стал светлее и солнечнее. Золотые волосы потоками ниспадали на плащ, отороченный белоснежным мехом. Белизна и серебро – все цвета сегодняшнего наряда намекали присутствующим с одной стороны на королевское происхождение мужчины. С другой – на его чистые помыслы и верность своему народу.

Представление началось.

Меня кольнуло беспокойство - Альвэйра всё ещё не было. Если он не успеет ко времени выбора защитников, то не сможет выступать от моего имени. Нельзя было назвать того, кто не присутствует в зале.

Но волноваться об этом не было времени. Лорд Харуан поднялся со своего места и дал знак сопроводить меня к небольшой платформе, на которой во время слушаний стояли обвиняемые.

Стоило мне шагнуть в зону подавления магии, как мой щит рухнул. К счастью, и способность воспринимать чужие чувства исчезла, а потому мне не грозило сойти с ума от роящихся вокруг эмоций.

Беспокоиться о том, что эльфийский ментальный маг мог прочитать меня в этот момент, тоже не стоило. Не только я не могла использовать волшебство, но и ни одно заклинание или чистая энергия не сумели бы достать меня под защитой артефактов.

О дикой магии я не беспокоилась. На неё подобные уловки не действовали – и сила просто спала глубоко внутри меня, опасаясь внимания Ольмильяра.

- Мы собрались здесь, чтобы рассмотреть обвинение, выдвинутое в сторону леди Эльрис из Дома вереска, - раздался чистый и ясный голос Харуана. - Как ментальный маг, она обвиняется в сокрытии опасной природы своей силы. В использовании её способностей в пользу людей и воздействии на эльфов.

Я сохраняла спокойствие, хотя это и удавалось мне с большим трудом. На лица эльфов я сознательно не смотрела – не хотела видеть, как рушатся те мосты, что мне удалось с таким трудом возвести за месяцы, проведённые в ущелье.

Хотелось плакать, потому что я слишком хорошо понимала, какие чувства испытывают все они в этот момент. И яростнее всего разочарование и сомнения разлились сейчас в сердцах тех, кто посмел мне симпатизировать. Они вспоминали каждую свою мысль, жест и слово и пытались понять, что было ложью, а что правдой.

Будь я в окружении людей, на меня давно бы посыпались проклятья, но самообладанию и хладнокровию эльфов можно было позавидовать. И лишь молчаливое осуждение и неприятие застыло надо мной, словно свинцовая туча.

Вслед за болью пришёл гнев. Острый и ранящий. Гнев, спящий так глубоко, что о его существовании я не подозревала до поры до времени.

Женщина.

Человек.

Менталист.

Всю жизнь мне приходилось скрываться. Давить в себе то, что было моей сутью, чтобы избежать опасности и гонений. Притворяться кем-то другим.

Более безобидным.

Более глупым.

Более некрасивым.

Из-за этого невозможно было дышать полной грудью. Но остановить это театр одного актёра было нельзя – цена слишком высока.

Были ли менталисты опасны? Несомненно. Как и любой маг. Как и хорошо обученный воин. Но ни с кем из них не случилось бы подобного. Их принимали как важную часть общества. Опасались, уважали, восхищались.

Но всё это было не для нас.

Даже тот эльф, что мог использовать свою силу с дозволения короля, был не более чем опасным зверьком, прирученным Ольмильяром.

Он должен был скрываться, лгать и жить в одиночестве.

Разве можно это назвать жизнью или свободным выбором?

Отрадно, что дикая сила спала, ибо мой гнев и обида стали настолько испепеляющими, что я не удержала бы магию в узде.

И как сладко, что впервые