поскольку она грузная женщина лет сорока. Плиния сердечно обнимает Юлию и Ливию и вежливо здоровается с Амарой.

— Вольноотпущенная, — кивает она. — Замечательно.

Плиния представляет им других гостей: Алексиос, ученый из Греции, и Деметрий, государственный служащий. Кажется, Юлия с Деметрием — старые друзья, они тепло обнимают друг друга, и Амара подходит к ним, в то время как Ливия и Плиния разговаривают с ученым.

— Почему ты не трудишься в поте лица в Риме? — спрашивает Юлия. — Я не ожидала увидеть тебя в саду на солнышке в это время года.

— Я вышел на пенсию, — с улыбкой объясняет Деметрий.

— Чушь! Ты такой же, как мой отец. Ты никогда не выйдешь на пенсию.

Деметрий несколько старше адмирала, глубокие морщины расходятся от уголков его глаз и обрамляют рот. По акценту сразу же становится ясно, что он родом из Греции, так же как Амара и Алексиос, и когда он смотрит на нее, то она видит в его взгляде не дежурное равнодушие, а одобрение.

— Может быть, с пенсией я и преувеличил, — говорит он, соглашаясь с Юлией. — Но император великодушно разрешил мне проведать мои имения в Кампании.

Юлия, заметив его интерес к Амаре, вовлекает ее в беседу:

— Для нашей милой Амары это первый визит в Мизен. Она очень серьезно относится к своей роли вольноотпущенной адмирала. Боюсь, она выбранит нас, если мы не проявим к нему величайшего почтения.

Амаре такие шутки не по нутру, но Деметрий только улыбается.

— Преданность своему партнеру подобает вольноотпущенной, — отвечает он. — Для какой службы он освободил тебя, девочка?

В его темных глазах нет угрозы, но все же Амаре неприятно такое пристальное внимание.

— Вам придется спросить самого адмирала, если вам интересны причины его исключительной доброты, — отвечает Амара, думая, как ей аккуратно объяснить, что она является конкубиной другого человека. — Но я полагаю, что это была благодарность за помощь, которую я оказала ему в исследованиях, и великодушие по отношению к одному молодому человеку, племяннику Юлиуса Плацидуса, который готов был стать моим патроном.

— И впрямь небывалое великодушие — отдать такое сокровище другому, — замечает Деметрий. — Что лишь свидетельствует о том, что адмирал — исключительный человек.

— Я обязана ему всем, — отвечает Амара, не пытаясь в ответ на комплимент застенчиво опускать взгляд долу, как того требует скромность, но смотря ему прямо в глаза. Они улыбаются друг другу, после чего Деметрий поворачивается обратно к Юлии и заводит разговор об ее отце.

Полдень минует вольготно и вяло. Из сада уходить ни к чему: рабы Плиния регулярно приносят им прохладительные напитки. Амара невольно вспоминает, как предлагала Плинию также прислуживать ему до конца своей жизни, она и не думала, что когда-нибудь войдет сюда как гостья. Понимая, что по своему положению она значительно ниже остальных, Амара по большей части молчит, слушает, как Деметрий рассказывает о своей работе в Императорском суде, и мысленно благодарит Юлию за ее дружеское расположение и то, с какой легкостью она поддерживает с ней разговор на равных.

К тому времени, когда адмирал присоединяется к ним, уже спускаются сумерки, и все переходят в столовую на веранде. Задняя стена специально сделана так, чтобы имитировать скалу, а вода стекает по ней в пруд, выложенный мозаикой, изображающей морское дно. Лампы расставлены по всему столу и в нишах в стенах. Амара замечает, что световой рисунок повторяет контуры созвездий, которые отец показывал ей в детстве.

Плиний сердечно приветствует присоединившегося к ним мальчика, своего племянника. На вид ему лет двенадцать, и адмирал относится к нему с большим вниманием, просит его подробно рассказать, чему сегодня выучился, и предлагает Алексиосу проэкзаменовать мальчика по греческому языку. Амара вспоминает, с каким воодушевлением Плиний заваливал ее свитками в те дни, когда она оставалась у него, и как подробно расспрашивал ее, чтобы понять, читала ли она их все.

Кажется, среди всех гостей Плинию больше всего приятно общество Деметрия, и, глядя на них, Амара радуется, что максимально честно ответила на вопросы о своем прошлом. Деметрий представляется ей одним из тех людей, которые сами предпочитают наводить справки по любому вопросу. Пока гости общаются, слуги подают на стол: вареные яйца, популярный в этой местности суп из морских ежей, пойманных в заливе, и подносы с дорогими фруктами, которые растут в это время года. Все такое вкусное, что Амара не может удержаться и ест досыта, не думая о том, что вызовет недовольство Руфуса, если наберет вес. После ужина она видит, что Плиний уходит в свои мысли, и вспоминает его фразу о том, что работает он в основном по ночам. Его взгляд останавливается на ней.

— Амара, — говорит он, — я хотел спросить: не откажешься ли ты порадовать всех своим чтением? А я тем временем буду делать записи. Тексты, которые я имею в виду, написаны на греческом, не на латыни, так что ты легко с ними справишься. У тебя такой мелодичный голос, я уверен, что остальным будет приятно тебя послушать.

— Я буду счастлива выполнить твою просьбу, — отвечает она, радуясь, что хотя бы в такой форме она может отблагодарить его. Она ждет, пока двое рабов принесут свитки и письменные принадлежности Плиния, а также небольшой столик. Когда она садится рядом с ним, он показывает ей нужный отрывок, а когда Амара наклоняется, чтобы начать читать, ненадолго кладет руку ей на макушку — так иногда делал ее отец, и Амара видела, как сегодня вечером Плиний точно так же хвалил племянника.

Текст, авторства философа Демокрита, написан разборчивым почерком, но ничего подобного Амара прежде не видела. Она читает медленно, в то время как Плиний делает пометки. Остальные гости какое-то время слушают, а затем начинают расходиться. Плиния удаляется первой, чтобы уложить сына. Юлия, Ливия и Алексиос ускользают чуть позже. Никто не желает Плинию спокойной ночи, очевидно, стараясь не раздражать его и не прерывать ход мыслей. Под конец остается только Деметрий. Амара не видит его, но ощущает, что он рядом, и чувствует сильный запах лаванды от его трубки. Затем он тоже уходит, остается только Плиний. Сад погружается в кромешную темноту, мрак, в котором разносится шепот сверчков и плеск воды в фонтанах. Амара продолжает читать только благодаря двум утомленным рабам, которые то и дело возвращаются, чтобы подлить масла в лампы.

Уже поздней ночью, когда голос Амары становится хриплым, Плиний наконец разрешает ей остановиться.

— Что ты об этом думаешь? — спрашивает он ее.

Прошло несколько часов с тех пор, как Амаре еще удавалось концентрироваться на содержании текста.

— Раньше мне не доводилось слышать подобных идей. Что мы состоим из невидимых атомов, что даже душа внутри нас материальна и ее