— Я не егет, я стражник, — стягивая рубаху, отозвался Хадамаха. — И моя стражницкая интуиция говорит — надо послушать.

— Ты печенкой чуешь, что эта тигрица нашего Донгара плохому научит? — насмешливо поинтересовался Хакмар.

— Печенку я у оленя чую — вместе со всем оленем. Стражницкая интуиция — это не значит подслушивать, когда чуешь плохое. Стражницкая интуиция — подслушивать всегда, а если случится плохое, то ты уже наготове! — Хадамаха сунул груду одежды Хакмару в руки. — Вы в ответе за штаны, которые вам доверяют!

Тихо и бесшумно, так, что, казалось, его лохматую тушу по воздуху несет, здоровенный черный медведь перекатился через открытое пространство за амбаром и в два прыжка достиг кромки леса. Стараясь не шуршать в подлеске — а то еще тигры за мышку примут, доказывай потом, что ты мишка! — он пробирался поближе к бревну, у которого застыли две фигуры: тощая мальчишеская и кругленькая, хоть и грациозная, девичья. Тигришки — они худые не бывают.

«Сдается, ничего важного я не пропустил», — устраиваясь в кустах, подумал медведь и ухмыльнулся во всю клыкастую пасть. Тигрица Тасха опустила голову и потупила глазки, но медведю отлично было видно, как она поглядывает на сидящего на земле Донгара.

— Можно я сяду, господин шаман? — наконец робко шелестнула девушка.

Донгар судорожно кивнул. Она уселась на поваленный ствол, чинно сложив на вышитом фартуке ручки, слишком маленькие для тигрицы. Донгар уставился на эти нежные руки — точно в дым над костром, в котором надеешься разглядеть свою судьбу. Над носом прячущегося в кустах медведя с тонким звоном закружил первый, еще совсем сонный комар. Медведь умилился — ах ты, ранний комарик! Считай, весна пришла!

— А можно вы тоже сядете, господин шаман? — уже менее робко предложила Тасха.

Донгар вскочил. Отряхнул штаны, больше размазав, чем убрав грязь, потоптался и, наконец, сел на поваленный ствол в длине копья от девушки. Помолчали. Девчонка подождала. Комар укусил медведя в нос. Медведь комару умиляться перестал.

Тасха проехалась попой по стволу, подсела ближе. Донгар, шелестя штанами по мокрой коре, отъехал подальше. Девушка подвинулась еще. Донгар отодвинулся на самый край. Тасха вздохнула и пересела совсем близко. Донгар рванулся… и снова шлепнулся на землю.

Девушка поглядела сверху вниз на сидящего на земле шамана:

— Вам там удобно, господин шаман?

— Д… да! — поджимая ноги, точно боясь, что тигрица захочет утащить одну, пробормотал Донгар. Вид у него был совершенно дикий. — На земле, того… К земле ближе.

«Логично, как сказал бы Хакмар!» — медведь в кустах перестал тереть укушенный нос и ухмыльнулся снова.

— Для шаманства хорошо, — снова выдавил из себя Донгар.

— Вы почти ничего не ели, господин шаман, — стеснительно пролепетала Тасха. — Хотите я вам супа принесу? — она аж привстала в готовности вскочить и бежать.

— Нее-ет! — отчаянно завопил Донгар — видно, представил, как она снова кормит его из своих нежных ручек. Супом. — Я… мало ем. Мало есть — хорошо. Для шаманства.

— Господин — большой шаман, — согласилась девушка.

Возражать, что он лишь ученик Канды, Донгар не стал — не то у него, видать, было настроение.

— Если господин не сочтет за неуважение… просьба к господину, — перебирая края кожаного фартука тонкими пальчиками, выдохнула Тасха.

На физиономии Донгара отразилось что-то вроде надежды — как у узника при виде неожиданно поднятой решетки над ямой. Просьба — это было понятно.

— Мой брат… Куту-Мафы… — верно приняв молчание «большого шамана» за согласие, продолжила девушка. — Он в поход с Золотой тигрицей шел, когда они с вами встретились. И не вернулся.

«Умгум, значит, тигр, который рассказал, что крылатые Белого похитили, — ее брат», — глубокомысленно заключил медведь.

— Не могли бы вы…

— Я много чего могу, однако, — подбодрил ее неожиданно раздухарившийся Донгар.

— О, так вы согласны! — радостно вскричала Тасха и вскочила. — Так пойдемте же, пойдемте! — она протянула руку, точно собираясь поднять Донгара с земли.

— Куда? — Донгар на всякий случай шарахнулся от этой протянутой руки.

— Ну-у… В лес, — водя подошвой пушистой, как тигриная лапа, унты по земле, сказала девушка. — Вы же согласились…

— На что? — по-паучьи перебирая руками и ногами, Донгар еще и отполз на всякий случай.

— Покамлать для меня… — с нежным придыханием сказала Тасха и впервые поглядела на Донгара в упор. — Чтобы нашелся мой брат. Бедной девушке тяжело одной, совсем без мужчины в чуме, — томно добавила она. — Пойдемте в лес, господин шаман.

— А… тут разве нельзя? — поднимаясь с земли, пробормотал Донгар.

— Тут — нельзя, — твердо сказала девушка. — Тут увидят.

«А в Рассветном лесу — еще слишком темно. Для камлания белого шамана. Если б Донгар был белым, — лениво подумал медведь. — Надо бы его предупредить, чтобы поосторожнее, а то выдаст себя. Хотя для камлания, которого на самом деле хочет эта тигришка, свет и впрямь без надобности».

Тасха протянула руку, и Донгар эту руку взял. И они пошли к лесу. Подглядеть, как Донгара под елками… камлать учат? Взрослый парень, самое время научиться. Чтобы потом Эрликовых дочек, сестричек Аякчан, не бояться. Медведь уже направился назад. И остановился. Эта девица была сестрой того самого тигра.

Медведь тряхнул головой — а он и не замечал уже, насколько светло стало над рекой. Погружение в лес было как возвращение в Ночь. Густые кроны сосен сомкнулись — и вокруг воцарилась темнота. Ветер не проникал сквозь плотную завесу прошлодневных иголок, воздух был тих и неподвижен. Медведь остановился, давая глазам привыкнуть к темному свету леса. Был бы он здесь с… с кем-нибудь, то… ничего лучше той елки с опущенными до земли тяжелыми ветками и не придумаешь. Медведь лег на землю и аккуратно-аккуратно приподнял краешек ветки носом. Внутри и впрямь уютно — будто остроконечный чум со стволом-подпоркой и усыпанным старой хвоей полом. Но Донгара с инициативной Амба там не было. Парочка обнаружилась недалеко — на небольшой прогалине. Гигантские сосны сплетались над прогалиной в непроницаемый купол — в темноте виднелся белый меховой нагрудник поверх халата девушки-Амба. Донгар терялся во тьме, медведь чувствовал его лишь нюхом — от черного шамана остро пахло неуверенностью, страхом и… надеждой. Причем двойной — что все получится и… что ничего не выйдет, ну и слава верхнему Эндури! От девушки тоже пахло страхом и нетерпеливым, до истерики, ожиданием. Медведь заинтересованно дернул ухом — не похожа она на скромницу, что боится гулять под елками! — и залег между толстых корней сосны, прислушиваясь к разговору.

— Вы такой серьезный, господин шаман! — прислоняясь к стволу дерева, кокетливо сказала Тасха. — А ведь весна… Время любви.

— Я… однако… Даже стихи знаю… Целые одни… Про весну… — Подвывая, Донгар продекламировал: