От вида халвы с орехами у Ростика потекли слюнки. Он сглотнул и кивнул в ответ:

— И я.

— Слушай, — нерешительно начал Санька, — я вот что думаю: неплохо было бы подкрепить силы на дорожку. Ведь неизвестно же, сколько нам тут бродить. Вряд ли тут в каждой комнате ужин накрыт. Мы только попробуем, насколько это съедобно, и пойдем дальше. Ага?

Санька с зачарованным видом направился к столу.

Ростик несколько секунд с сомнением смотрел то на Саньку, то на сладости, после чего, отчаянно кусая губы, произнес:

— Ну разве что… только попробуем…

Усевшись за стол друг напротив друга, они сначала попробовали фруктовый шербет, который оказался вполне недурственным. Потом оценили пломбир с кусочками миндаля и тертым шоколадом. После него приступили к рулету с абрикосовым вареньем. И даже не заметили, как уже не могли остановиться.

— О-о-о! А ты пробовал этот торт с клубникой и ананасовыми дольками? — благоговейно пропел Санька, потянувшись руками к торту.

— Не про… — отозвался Ростик, и больше ничего он сказать все равно не смог бы, потому что в этот самый момент неизвестно каким образом его рот оказался набит бисквитом и кремом. Кроме того, Ростик различил вкус апельсинового джема, который к тому же потек по его подбородку.

— Нет, как хочешь, но меня отсюда ни за какие деньги не выманишь, — сказал, облизываясь, Санька. — Аиаище кусна. Иушки! Аить а есам аоным…

— Чего? — не понял Ростик, увлеченный пирожным.

— Я говорю, — проглотив содержимое рта, сказал Санька. — Потрясающе вкусно. Фигушки им теперь — бродить по лесам с голодным брюхом. Никуда не пойду — нас и здесь неплохо кормят.

Санька ухватил большую креманку на тонкой ножке с мороженым, политым вишневым сиропом, с мандариновыми дольками, кусочками киви и бумажным зонтиком, возвышающимся над всем этим великолепием. Его глаза возбужденно заблестели. Он смотрел на мороженое так, будто собирался вступить с ним в битву не на жизнь, а на смерть.

— Согласен? — спросил Санька у Ростика.

Ростик, у которого во рту, кроме пирожных, как-то сам по себе оказался молочный шоколад с орехами и изюмом, с готовностью кивнул:

— Аасен.

Ростик сбился со счета, сколько стаканов клубничного, вишневого и малинового морса он выпил, сколько тортов, пирожных, кексов, рулетов и варенья он съел. Впрочем, не только он. Санька так увлекся, что чуть не съел салфетку, которая случайно подвернулась ему под руку. А еды на столе все не убавлялось и не убавлялось.

В какой-то момент Ростик почувствовал, что совершенно не помнит, как он здесь оказался и зачем. Руки непроизвольно тянулись к яблочному соку и трубочке с заварным кремом, но при этом он чувствовал, что есть ему больше не хочется. Ему было плохо. Живот, казалось, вот-вот лопнет, от сладкого слипались зубы, от приторного морса еле ворочался язык, а руки все брали и брали со стола то пирожное, то вафлю, то зефир и тянули в рот.

Санька, сидящий напротив Ростика за столом, уже еле дышал от переедания. С этим нужно было кончать. И тогда Ростик неимоверным усилием воли заставил себя крепко-крепко зажмурить глаза и сползти со стула. Не разжимая век, он пополз куда-то, сам не зная куда — лишь бы подальше от этого стола! Он полз-полз, пока не ударился обо что-то головой, и только тогда открыл глаза.

Оказалось, что он уткнулся в дверь. Он совершенно не мог вспомнить, что это за дверь, но тем не менее, не зная хорошенько, зачем это делает, толкнул ее рукой. Дверь распахнулась, и на Ростика из дверного проема глянула чернильная ночь и круглая серебряная луна на безоблачном небе. Ростик уже хотел переползти через порог, как вдруг… Его кровь похолодела, когда оттуда — из ночи — раздался пробирающий до дрожи волчий вой.

«Это не волк, — вдруг пронеслось в голове Ростика. — Это же… Это же оборотень!».

На него словно вылили ушат холодной воды. Молниеносно он все вспомнил и удивительно резво для человека с набитым до отказа животом подскочил на ноги. Обернувшись, Ростик посмотрел на Саньку как раз в тот момент, когда у того из пальцев выпал кусок торта с красной кремовой розочкой. Розочка, шмякнувшись об пол, перестала вдруг выглядеть аппетитной, но Санька этого не замечал. Он с открытым ртом и ужасом во взгляде пялился на распахнутую дверь, откуда по-прежнему доносился вой оборотня. Вдруг его глаза расширились еще больше, и он заорал:

— Закрой! Быстрее! Дверь, дверь, дверь!!!

Ростик повернулся к двери и, увидев несущегося прямо на него оборотня, быстро захлопнул дверь.

— У-у-у-х! — выдохнул Санька и от облегчения чуть не сполз под стол.

— Ты зачем ее открыл? — возмущенно спросил он у Ростика.

Тот озадаченно пожал плечами.

— Сам не знаю. Но, кажется, я сделал это очень вовремя. По-моему, здесь не только мы ели. — Он с опаской посмотрел на стол, по-прежнему заваленный сладостями. — По-моему, это место чуть нас не съело. Пока я не открыл дверь, я не мог вспомнить, что я здесь делаю.

Санька сглотнул и осторожно покосился на еду. Он выглядел так, будто его вот-вот стошнит.

— Что-то я аппетит потерял.

— Нам пора отсюда выбираться, — поддержал его Ростик.

Санька посмотрел вокруг.

— Только как? Я не вижу здесь других дверей. А ты?

Ростик отрицательно покачал головой:

— И я не вижу.

Но тут же увидел, как за спиной Саньки, словно материализовавшись из воздуха, возникла еще одна левитирующая дверь.

— Есть! — радостно воскликнул он, желая только одного — побыстрее убраться из этого места и никогда больше не прикасаться к сладостям.

Когда они оказались с другой стороны двери, и Санька, и Ростик выдохнули с огромным облегчением.

— И что это был за сон? — поинтересовался Санька, — скривившись, он держался обеими руками за живот. Кажется, его подташнивало.

Ростик задумался и ответил:

— Наверное, это был сон-удовольствие… или что-то в этом роде. Нам же иногда снятся сны, в которых мы можем делать то, что нам хочется.

— Странно, — натянув край рта, заметил Санька. — Я не думал, что принц так любит сладкое. С его-то характером…

Ростик пожал плечами.

— Это, конечно, трудно себе представить, но принц когда-то был ребенком. А все дети любят сладости. Ой, а где это мы?

Это была просторная сумрачная зала с высоким потолком, раз в пятьдесят выше человеческого роста. Стены из темно-красного гранита нагнетали чувство сродни обреченности — чувство присутствия в этом месте чего-то судьбоносного. Посреди залы стоял высокий пьедестал из черного гранита. На вершине пьедестала лежал предмет — какая-то небольшая вещь. Ростик, привыкая к странному освещению залы: тусклому, мрачному, наполненному кровавым светом, — не мог никак рассмотреть его получше.