Однако быстро же он очнулся. Быстро… и это странно, учитывая, какое количество транквилизатора вкатил ему Павел. Бравый пожарный должен был проваляться без памяти еще как минимум сутки, прежде чем начнет проявлять хоть какие-то признаки жизни. А он взял и очнулся… надо надеяться, не во вред себе?

Павел прикусил губу: рот вдруг начал расползаться в совершенно неуместной нервической ухмылке.

– Вы кто? – Невысокий мужчина в зеленоватой робе обернул к нему усталое, изможденное лицо. – Тут посторонним нечего…

– Да Паша с ним приехал, с раненым, – вмешалась вездесущая Валентина Ивановна. – Товарищ его.

– А-а, – усталый врач снял с лысеющей головы колпак. Беспорядочно скомканные темные волосы были мокры насквозь. – Ну, задал нам твой приятель мурцовки! Думали, уж не вытащим. Очень много крови потерял, шок такой, что…

– Петя, Петя, ты меня видишь? – донесся плачущий голос Маришки. – Доктор, что же это такое, он на меня смотрит, а не видит, как бы даже не узнает!

В толпе врачей кто-то устало рассмеялся.

– Угомонитесь, девушка, – вздохнул доктор. – Я вообще удивляюсь, что ваш муж открыл глаза, что способен смотреть, а вы хотите, чтобы он вам сразу в любви признался.

– Петя, Петенька, – продолжала причитать Маришка. – Это я, ты видишь? Теперь все будет в порядке, ты скоро поправишься. Мы с Павлом тебя в больницу привезли… Паша! – Она обернулась от кровати, замахала рукой. – Паша, иди сюда. Пропустите его, товарищи.

– Да это не больница, а дом свиданий какой-то, – сердито сказал усталый доктор и даже сделал попытку заступить Павлу дорогу, однако Валентина Ивановна дернула его за рукав и укоризненно проворчала:

– Ну чего ты, Саня, чего? Они ж друзья, они вчера чуть не сгорели вместе в тех Осьмаках, ну чего ты злобствуешь? Только на минуточку пропусти – и все.

– Ну, если на минуточку…

Измученный доктор Саня вздохнул и посторонился.

Павел протиснулся в палату.

– Паша, иди сюда! – Маришка ощупью поймала его за край халата, подтащила к себе. – Петенька, посмотри. Вот я, вот Паша. Узнаешь?

Павел наклонился вперед, ловя мутный, ускользающий взгляд Петра.

– Ты помнишь, что вчера было? – спросил напряженно. – Ты помнишь, кто в тебя стрелял?

– Эй, эй, вы что себе позволяете? – сердито выкрикнул доктор Саня. – Тоже мне, следствие ведут знатоки! А ну-ка, прекратите это!

– Петя, ты видишь? – лепетала Маришка. – Это Паша. Павел! Он вчера тебе перевязку делал, он тебя сюда привез.

– Ты помнишь, кто в тебя стрелял? – настойчиво перебил Павел.

Петр смотрел напряженно, явно силясь что-то вспомнить. Но вот зрачки его скользнули в сторону, к Маришке. Устало вздохнув, он снова опустил веки.

– Не видел он ничего, – с сожалением сказал кто-то за спиной Павла. – Или не помнит.

– Вообще-то это случилось ночью, – сказал Павел, оборачиваясь. – Не исключено, и в самом деле не успел разглядеть…

– Петь, Петя! – снова заголосила Маришка. – Ой, посмотрите, что с ним?

– Так, все вышли! – скомандовал доктор Саня. – Быстро освободили палату! И вас, девушка, попрошу.

– Да вы что? – возмутилась Маришка. – Я ведь его жена! Я должна с ним…

Слезы так и хлынули по ее лицу.

– Утрись! – сердито сказал доктор. – Ладно, оставайся. Но имей в виду: пикнешь, всхлипнешь – сразу вылетишь отсюда, ясно? А ему еще укольчик – пусть поспит.

В коридоре Павел поймал сердитого доктора за рукав:

– А он долго спать будет?

– Постараюсь, чтоб не меньше суток, – буркнул тот. – Сейчас все неважно. Кроме его жизни, а она… Вы лучше идите, нечего тут сидеть и караулить его вздох. Хватит с нас его жены.

– Ага, – растерянно проговорил Павел. – Значит, я могу уехать?

– Не только можете, но и должны.

Доктор кивнул на прощание и ушел.

Павел спустился вниз, открыл джип и какое-то время сидел, рассеянно глядя вперед. Потом включил зажигание.

* * *

Прошлое

Время было позднее, наутро предстояло рано вставать. Он лег в постель, но уснуть не мог. Посмеиваясь над собой, встал, зажег лампу, открыл книгу в кожаном, уже изрядно захватанном переплете…

Глава 1, стих 8: «Азъ есмь алфа и ѡ, начатокъ и конецъ, глетъ гдь, сый и бѣ, и грѧдый вседержитель…» – «Я есть начало и конец, глаголет Господь, сущий, и настоящий, и грядущий Вседержитель…»

Ну что ж, звучит впечатляюще, пусть даже ѡ – омега – обозначена почему-то буквой, а не словом, как алфа, хоть и с пропущенным ь…

Повинуясь непонятному побуждению, он решил не читать дальше, а приписать сюда же восьмой стих второй главы, потом третьей и так далее – до восьмой включительно. Так сказать, довести идею восьмерки до абсурда.

Уговаривая себя, что ничего, мол, не теряет, он начал писать, привычно выводя полууставом все эти азы и глаголи, веди и живете, зело и оуки, людие и покои, ферты и черви, фиту и ижицу…[9]

Как же это все красиво, как же удивительно прекрасно сказано у Иоанна! Вот, к примеру, в 4-й главе: «И животна четыре, единъ кождо внɣтри ихъ, имый по шесть крилъ окрестъ и внɣтрь юдɣ исполненъ бысть очесъ: и покоѧне имɣѱе день и ноѱь гаюѱе: стъ, стъ, стъ гдь бгъ вседержитель, иже бѣ, и сый, и грѧдый…» – «И каждое из четырех животных имело по шести крыл вокруг, а внутри они исполнены очей; и ни днем, ни ночью не имеют покоя, взывая: свят, свят, свят, Господь Бог Вседержитель, сущий, настоящий и грядущий…»

Ну и наконец 8-я глава: «И вторый агглъ вострɣби, и ѧкѿ гора велика огнемъ жегома въвержена бысть в море. И бысть третiѧчасть морѧкровь…» – «И третий ангел вострубил, и словно гора огненная была ввержена в море, и стала третья часть моря – кровь…»

«Господи, – подумал он с каким-то детским страхом, торопливо водя ручкой по листку. – Господи, помилуй…»

Ну, благословясь!

Н — 50, в тексте, выписанном из «Откровения», это буква в, рд – 100 и 4, значит, 104 – о, рiв – 100, 10, 2, то есть 112 – и, рк – 120 – м, рмд – 144 – я, рни – 158 – о, рзи – 178 – т, уои – 478 – ц, упа – 481 – а, учѳ – 499 – и… дальше, дальше… Воимяотцаисына…

Что? Во имя отца и сына?!

Да ну, нет, быть того не может. Это случайное совпадение, совершенно случайное, уверял он себя, стиснув вдруг заледеневшие пальцы. Надо попробовать заглянуть куда-нибудь в середину. Вот здесь, что ли, еще покопаться?