Он плакал, — ее голос сорвался. — И несмотря на все, что было… когда Кердж был маленьким, я обнимала его, нянчила его, любила его. Ах, Соскони, я так гордилась им — моим первенцем, моим солнышком. Но он изменился. Шаг за шагом, день за днем, год за годом… — Она зажмурилась, потом снова открыла глаза. — Пока в конце концов я не потеряла его.

— Прости, — мягко сказала я. — Мне очень жаль.

Слезы медленно катились по ее золотым щекам.

— Мне тоже.

— Вы хотите стать Императрицей? — спросил Тагер.

Опасная тема. Я продолжала изучать фигурки на полке, снимая их по одной, вертя в руках и ставя на место. Он собрал неплохую коллекцию сельских типажей, выполненных с потрясающей точностью вплоть до ресниц и ногтей. Пахарь склонялся к земле, держа в мозолистой руке мотыгу.

Крестьянка в забавном платье задирала подол, насыпав в него как в корзину семена. Жница шла вдоль полосы незнакомых мне злаков с нее ростом, склонивших тяжелые колосья. В руке она держала сноп, а за спиной висела сумка.

— Откуда это у вас? — спросила я.

— Есть тут община фермеров из секты кэмишей, проживающих на юге Джейкобсшира, — ответил Тагер. — Помимо фермерства они промышляют изготовлением таких вот статуэток.

Я повернулась к нему лицом. Он присел на край своего стола.

— Очень красивые, — сказала я.

— Да, красивые. — Он снова смотрел на меня так, словно пытался расшифровать все невысказанное.

Я медленно шла вдоль стены, разглядывая остальные фигурки.

— Мы можем пахать, сеять и собирать урожай. Жить на земле, подчиняясь смене времен года, став частью жизненного цикла. — Я помолчала, наблюдая за его реакцией. — Или можем отбросить все это, построив комплекс по переработке пищевых продуктов — так, как поступает Кердж. Люди, города, планеты — все это для него лишь сырье, подлежащее переработке сообразно его потребностям. Растить продукты на земле — неэффективно.

— Зато гораздо вкуснее, — улыбнулся Тагер.

— Возможно, вкус — роскошь, которую мы не можем себе позволить.

— Почему?

— Нам это не нужно. Пища — необходимость, не искусство.

— Мы изменили свои вкусы в силу обстоятельств. Так же, как научились жить в отрыве от земли — по необходимости. То, что у нас теперь другие возможности, не означает неестественность желания некоторых людей жить по-старому. Возможно, это не просто пахота, сев и жатва. Возможно, это удовлетворение сокровенной части нашей природы, делающей нас людьми.

— И тем не менее, — сказала я. — Возможно, это просто пустая трата времени.

— А вы как считаете?

Я продолжала расхаживать по кабинету.

— Мне кажется, Сколии нужно и то, и другое. Пахари и операторы пищекомплексов.

— А вы кто?

— Оба сразу.

— Это дает ответ на вопрос «как», — спокойно сказал он. — Но не на «Хотите ли вы?»

Хочу ли я стать Императрицей? Я знала ответ, но не готова еще была дать его. Мой разум кружил вокруг него, приближаясь и отступая, не желая отрезать пути к отступлению.

Подождав немного — я молчала, — Тагер зашел с другой стороны.

— А что ваш брат Эльтор?

Я скрестила руки.

— Что с ним?

Тагер говорил так, словно шел по слою яичной скорлупы.

— Что, если Император так и не сделает выбор? Вдруг он умрет, так и не решив вопроса с наследником? — Он помолчал. — Или что, если он ждет, пока вопрос решится сам собой?

— Эльтор мой брат. — Мой брат, которого я любила в детстве, которого я люблю даже теперь, несмотря на все, что делал Кердж с целью разъединить нас.

— Император — тоже, — заметил Тагер.

— Только по имени.

Тагер сидел молча, терпеливо, не подстегивая меня.

— Эльтор — второй ребенок у моих родителей. Второй из десяти. Он покинул семью, когда ему исполнилось восемнадцать, отправившись поступать в Академию.

— Значит, он тоже Демон?

Я кивнула.

— Когда он уехал, мне было одиннадцать. Я не видела его с тех пор, пока он не приехал к нам в отпуск. — Воспоминание заставило меня улыбнуться. — Он был так счастлив снова побывать на Лишриоле.

— Лишриоле?

— На родной планете отца.

— Вряд ли я слышал про такую.

Он и не мог слышать. Мы хранили ее в тайне.

— Это одна из древних колоний. Она жила в изоляции четыре тысячи лет, пока Империя не открыла ее снова. Наверное, начиналось все с сельскохозяйственных поселений. Но когда их обнаружили, они откатились назад настолько, что не помнили своих корней.

— Настолько примитивно?

— Очень. Единственные компьютеры на планете — это те, что мать установила у нас дома.

— Дома?

— Где мы жили.

Тагер улыбнулся:

— Вы хотите сказать, во дворце?

— Нет. В доме. Там и электричества-то до матери не было.

Он удивленно посмотрел на меня:

— И вы там росли?

— Совершенно верно. Мать построила недалеко от деревни школу и больницу, но ничего больше менять не стала.

Его любопытство накатывало на меня волнами.

— Почему не стала?

— Зачем ей портить все это? Это же идиллия. Туда даже нельзя попасть без разрешения моих родителей.

— Вы скучаете по дому?

Я вздохнула:

— Иногда. Но мне не место там. Я всегда знала, что хочу стать Демоном.

Когда мне исполнилось десять лет, я могла разобрать дезинтегратор и объяснить, как он действует. К двенадцати годам я выводила уравнения инверсии. Это в мире, где армии сражались мечами и луками со стрелами, — мой брат к тому времени покончил с войнами на Лишриоле, отправившись в возрасте шестнадцати лет на битву вооруженный помимо меча еще и лазерным карабином. — Мне кажется, у Эльтора все было так же.

— Расскажите мне про него, — попросил Тагер.

Мои воспоминания раскладывались как сложенный в несколько раз, написанный от руки листок, найденный в древней книге с кожаным переплетом.

Я видела Эльтора в форме Демона, с дезинтегратором на бедре, преклонившего колено и уважительно склонившего голову в традиционном приветствии, какое дает сын Лишриоля своему родителю, вернувшись с войны. Я видела отца, стоявшего перед ним, — казалось, он готов кричать на всю деревню от гордости и одновременно конфузится, силясь понять сына, вернувшегося домой с небес.

— Мне тогда было семнадцать. Мне казалось, я никогда не видела человека великолепнее Эльтора. Я хотела быть похожей на него. — Я развела руками. — А потом как-то случилось, я обошла его. Я оказалась праймери, он — всего секондери, — и Кердж молча ждал, что мы — Эльтор и я — будем делать, осторожно кружа, словно борцы в начале схватки, в то время как между нами осталось столько недосказанного.