Посол онемел. То, что она говорила, было ясно как день, но прежде просто не приходило ему в голову. Ни ему, ни, по всей видимости, Берту. Они все-таки ядовитые твари, эти асены.

Спокойствие посла вовсе не было таким незыблемым, каким казалось. Изображая все эти дни мишень для шуток асенов, он не терял времени даром. Он уже мог с точностью сказать, сколько кораблей приходило в дельту за этот год, где и кто чеканит фальшивую монету, сколько пушнины, серебра и золота уходит в Империю незаконными путями. Тардские чиновники забросали посольство донесениями. Он мог хоть завтра посадить в тюрьму половину Лайи. Не мог он лишь одного — доказать, что королева была причастна к этому беззаконию или хотя бы знала о нем. А без ареста королевы во всем остальном смысла было не больше, чем в ловле ящериц. Все, что он разрушит, будет построено заново в следующую ночь. Однако, попытайся он выдвинуть хоть какие-нибудь обвинения, его ждут лишь финты вроде этого. Нет, только она сама должна отдать себя в его руки. И она это сделает. Она видела Теодора, видела Гуннара. Она знает, что Императору нужен законный повод, чтоб посадить на трон Лайи свою марионетку. Она боится за свою жизнь. Она боится за Эрвинда. Она должна где-то ошибиться.

А пока что Мэй тряхнула волосами и весело сказала:

— Впрочем, самым разумным будет забыть об этой досадной ошибке. Более того, я прошу вас передать Императору, что я готова назвать имя своего жениха.

— Я могу узнать, кто это, прекрасная госпожа?

— Можете. Ваш переводчик.

Арнульф почувствовал, что медленно восстанавливает равновесие. «Все-таки Берт не дурак», — подумал он.

— Но что я буду делать без него?

— Вы прекрасно говорите по-асенски.

— Спасибо, Ваше Величество, но все же посольство без переводчика будет выглядеть как-то несолидно.

— А мы обучим вашего врача. Мои дамы с удовольствием этим займутся.

Посол поневоле рассмеялся:

— Но, прекрасная госпожа, вы же сами говорили, что для вас неприлично так рано выходить замуж. А если еще вспомнить, что принц Эрвинд был изгнан вашим отцом и народ до сих пор его ненавидит — тому, согласитесь, есть веские доказательства, — то у ваших поданных будут все основания для недовольства. Вы не боитесь?

Он задавал вопрос не без тайного умысла — надеялся, что Мэй скажет наконец, почему был изгнан Эрвинд. Королева прищурилась и положила подбородок на переплетенные пальцы.

— С вами, посланником Императора, я могу быть откровенна. Король Эрвинд давно желал нашей свадьбы. И он отослал прочь своего сына лишь потому, что боялся, как бы наша любовь не вспыхнула раньше времени и не стала причиной нашего позора и бесчестья. Кроме того, он, возможно, хотел, чтобы принц Эрвинд познакомился с Его Императорским Величеством.

Арнульф не поверил и мгновение спустя понял почему. «Эрвинд» и «бесчестье» — невероятное сочетание. Вот если бы ее изгнали из страны, он бы не был удивлен.

— У вас на все есть ответ, — сказал он с улыбкой. — Но у меня тоже есть ответ: это невозможно. Император никогда не даст согласия на этот брак.

— Он согласится, если его убедите вы. Все знают о вашей дружбе.

— Но я тоже не считаю это лучшим выходом для Империи и для Лайи. Почему я должен убеждать моего друга в том, во что не верю сам?

— Потому что у вас нет другого выхода. Вы тайком от Императора связались с Домом Ойсина, господин Арнульф. Доверие, которое вы оказываете моим аристократам, — большая честь для меня. Но думаю, если Император узнает об этом, у вас будут неприятности.

Посол вторично потерял дар речи. Такого с ним не случалось никогда. Эта девчонка пугала всерьез. И самое мерзкое, что она снова была права. Император мог в любой момент умереть, а потому посол давно позаботился, чтобы его капитал хранился вне Империи. В конце концов, он тоже обязан был думать о своей семье.

— Вы можете это доказать? — спросил он как можно бесстрастнее.

— Не здесь и не сейчас. Но могу.

Он спросил себя: «Можно ли ей верить?» Он ясно видел все признаки влюбленной женщины: перемежающиеся бледность и румянец, расширенные зрачки, подрагивающие ноздри. Такие могут врать и сами верить в свое вранье. Но с другой стороны, она же асенка! Или не асенка?

— Не здесь и не сейчас — это не доказательство. Я не верю вам.

— Хорошо. Тогда я выполню свою угрозу. Это послужит хорошим уроком для следующего посольства.

И он сломался. Самым пошлым образом. Вспомнил того мальчишку-аристократа на балу, и все встало на свои места. Она, похоже, здорово его опутала и теперь вертит им, как хочет. И без колебания натравит их друг на друга. Она действительно влюблена.

— Хорошо, — сказал он сердито, — я буду говорить с Императором о вас и… моем переводчике. Но я не могу ничего обещать.

Она улыбнулась:

— А я и не требую от вас обещаний.

Выходя из зала, он подумал: «А ведь не будь она так молода, не будь королевой, мы могли бы любить друг друга. Как это было бы ужасно!»

Рейнольд также занимался разбором бумаг. И так же безуспешно. Гораздо приятнее было снова обсудить с самим собой свои достижения. Во-первых, он убедился, что не ошибся в Мэй. Любая девушка Лайи была бы счастлива, если бы он разок посмотрел в ее сторону. Мэй не дала себя поцеловать, следовательно, она не «любая девушка», следовательно, она ему подходит.

Во- вторых, на балу он показал им всем, кто здесь главный. И ей, и тому тарду. Кстати, похоже, что это и был знаменитый жених из Империи, о котором говорили на Совете. Итак, в-третьих, Совет. Вот где действительно было весело. Его выходка, разумеется, тут же стала известна всему городу. Родня взвыла и вызвала его пред светлые очи. Дядя первым понял, что к чему, и поинтересовался с некоторым сожалением в голосе: -Это ты дал ей деньги?

Рейнольд скромно кивнул. Потом, когда шум стих, объяснил все по пунктам. Его выслушали внимательно, задавали интересные вопросы: деньги назад не отберешь, надо разобраться, какие можно извлечь выгоды. К концу Совета кузен, который отныне перестал быть человеком, «заключившим блистательную сделку в столь юном возрасте», с горя спросил:

— А зачем тебе понадобилось ее целовать?

Что ж, сам напросился. Рейнольд напустил на себя таинственный вид и заявил:

— Были причины. Расскажу позднее.

Дядю, конечно, не проведешь. На людях ничего говорить не стал, но потом все же мягко напомнил бывшему подопечному, что связываться с королевской семьей — самый верный способ не дожить до старости. Пусть подумает.

Вместо раздумий Рейнольд потребовал к себе ювелира и торжественно вручил ему бриллиантовые серьги своей матери. Когда-то, еще совсем маленьким, он сломал тончайший ободок вокруг голубоватой капли. Ювелир постарался. Теперь невозможно отличить, где новая работа, а где — старинная. Если аристократ дарит девушке серьги, она становится его женой. Вот так-то.