Уже за полночь она встала с кресла. Может, позвонить Стаффану? Нет, он наверняка спит. Биргитта легла, погасила свет. Мысленно она вновь бродила по деревне. И постоянно возвращалась к найденной в снегу красной ленточке, к кадрам с китайцем на пленке с самодельной камеры наблюдения в гостинице. Полиции известно кое-что, чего я не знаю, — почему Ларс Эрик Вальфридссон был схвачен и каков вероятный мотив. Но они допускают обычную ошибку. Зацикливаются на одной-единственной версии.

Заснуть не удавалось. Когда стало невмоготу ворочаться, Биргитта встала, накинула халат и опять спустилась вниз. За письменным столом записала сводку событий, какие связывала с Хешёвалленом. Почти три часа потратила, чтобы подробно перебрать все, что узнала, обнаружила и пережила сама. И все это время в ней нарастало ощущение, будто она что-то упустила, проглядела существующую здесь связь. Перо было словно корчевалка на вырубке, будь начеку — вдруг рядом затаился детеныш косули. Когда она наконец выпрямила спину и, потягиваясь, вскинула руки над головой, было уже четыре утра. Захватив записи, она снова устроилась в кресле, включила лампу и стала перечитывать написанное. Все время стараясь заглянуть между собственными словами, вернее, за них, нет ли там камней, которые она не перевернула, неувязок, которых не увидела. Но там не нашлось ничего, что бросилось бы в глаза, никаких новых, ранее не замеченных взаимосвязей. Она не полицейский, привыкший искать пробелы в свидетельских показаниях и допросах подозреваемых. Однако же она хорошо умела выявлять противоречия, ставить логические капканы и много раз в ходе слушаний вмешивалась, задавая обвиняемым вопросы, какие прокурор, по ее мнению, упустил.

Только вот здесь ничто не заставляло ее насторожиться и замереть. Пожалуй, ей лишь стало еще яснее, что это преступление не могло быть делом рук безумца. Слишком оно хорошо организовано, слишком хладнокровно, чтобы его мог совершить не совершенно спокойный и холодный злодей. Возможно, пометила она на полях, стоит задаться вопросом, не побывал ли преступник в деревне заранее. Ночь была темная, вероятно, у него имелся яркий фонарь. Но многие двери стояли на замке. Значит, он определенно располагал точными сведениями о том, кто где живет, и предположительно запасся ключами. И мотив у него наверняка был настолько весомый, что он действовал абсолютно без колебаний.

Около пяти утра глаза у Биргитты начали слипаться. Преступник не колебался, думала она. Он точно знал, что ему предстоит, и ни на секунду не останавливался. Сумел даже справиться с неожиданной ситуацией, обнаружив мальчика. Этот человек не случайный бродяга-преступник, он хладнокровно шел к вполне определенной цели.

Отсутствие колебаний, думала она. И желание причинить боль. Ему хотелось, чтобы умирающие успели понять, что с ними происходит. Кроме одного. Кроме мальчика.

Внезапно в мозгу молнией сверкнула мысль, которой раньше не возникало. Показал ли преступник свое лицо людям, над которыми занес меч или саблю? Они узнали его? Он хотел, чтобы его увидели?

И еще один вопрос, на который наверняка ответит Виви Сундберг: горел ли свет в комнатах, где лежали убитые? Смотрели ли они в лицо смерти, прежде чем их настиг удар?

Биргитта отложила записи, взглянула на оконный термометр: уже минус восемь. Выпила стакан воды и легла в постель. А погружаясь в сон, вдруг опять вынырнула на поверхность. Кое-что она упустила. Двое убитых были привязаны друг к другу. Откуда ей это знакомо? Она села в постели, в потемках, сон как рукой сняло. Где-то ей встречалось сходное описание.

И сразу же вспомнила. Дневники. На страницах, которые она бегло просмотрела, было кое-что очень похожее. Она опять спустилась вниз, выложила дневники на стол, принялась искать. И почти сразу наткнулась на нужное место.

1865 год. Железная дорога продвигается на восток, каждая шпала, каждый рельс — мука мученическая. Болезни косят работников, которые мрут как мухи. Но приток новой рабочей силы с запада спасает строительство, которое должно держать высокий темп, иначе весь гигантский железнодорожный проект потерпит финансовый крах. И вот однажды, точнее, 9 ноября, Я.А. слышит рассказ о китайском невольничьем судне на пути из Кантона. Это старый парусник, на котором переправляли в Калифорнию похищенных китайцев. Когда после затяжного штиля подходят к концу провиант и вода, на борту вспыхивает бунт. Чтобы подавить его, капитан обращается к методам, которым по жестокости, пожалуй, нет равных. Даже Я.А., не задумываясь пускающий в ход кулаки и кнут, чтобы подгонять работяг, возмущен услышанным.

Капитан связывает нескольких убитых китайцев-бунтовщиков с еще живыми и бросает их на палубе — одни медленно умирают от голода, другие гниют. Я.А. отмечает в дневнике: «неслыханный поступок».

Сопоставимо ли это? Может, и тут одному пришлось лежать с мертвым телом другого, накрепко привязанным к его собственному? Целый час, а может, меньше или больше? Прежде чем его или ее сразил решающий удар?

Это я упустила, думала Биргитта. Вопрос в том, упустила ли это и худиксвалльская полиция. По крайней мере, я сомневаюсь, что они внимательно прочитали дневники перед тем, как одолжили их мне.

На ум приходит еще одна возможная мысль, хоть она и кажется в принципе нелепой. Знал ли преступник о событиях, описанных в дневнике Я.А.? Существует ли здесь странная связь через время и пространство?

Можно задать и вопрос, почему Виви Сундберг отдала ей дневники. Надеялась, что Биргитта прочитает их и, если найдет что-нибудь важное, сообщит? Может быть, и так, ведь дел у полиции невпроворот.

Вероятно, Виви Сундберг хитрее, чем мне казалось, подумала Биргитта. Не исключено, что она хочет использовать упрямую судью, вмешавшуюся в расследование.

Может, Виви Сундберг даже относится к моему упорству с уважением? Женщина, которой, по всей видимости, приходится нелегко с раздражающими коллегами-мужчинами?

В конце концов она решила вернуться в постель. То, что она обнаружила, пожалуй, должно заинтересовать Виви Сундберг. Особенно теперь, когда подозреваемый покончил с собой.

Она проспала до десяти, встала и, заглянув в Стаффаново расписание, увидела, что в Хельсингборг он вернется около трех. А когда села, собираясь позвонить Виви Сундберг, раздался звонок в дверь. Она открыла. На крыльце стоял невысокий китаец. С завернутой в пластик коробкой еды.

— Я ничего не заказывала, — удивленно сказала Биргитта Руслин.

— Это от Ли из Худиксвалля, — улыбнулся китаец. — Бесплатно. Она просит вас позвонить. У нас семейный бизнес.

— Ресторан «Шанхай»?

Он опять улыбнулся:

— Ресторан «Шанхай». Очень вкусная еда.

Он оставил коробку и с поклоном исчез за калиткой. Биргитта распаковала еду, вдохнула аппетитные запахи и поставила все в холодильник. Потом набрала номер Ли. На сей раз к телефону подошел сердитый мужчина. Биргитта решила, что это пресловутый вспыльчивый отец, который держался на кухне. Он позвал Ли, передал ей трубку.

— Спасибо за еду, — сказала Биргитта Руслин. — Это был сюрприз.