Высота две тысячи метров. Казалось, скоро самолет врежется в неприступный серый клубящийся потолок и развалиться от удара о твердь. Варяг выглядел совершенно спокойным. Нет, конечно, он был напряжен. Но по сравнению с тем, как он выглядел во время взлета, сейчас он был воплощением монументального спокойствия.

Две тысячи пятьсот метров. Скоро уже три километра будет. Облака все ближе. Дом и земля все дальше. Где-то внизу проносились замерзшие леса. Разрушенные города. Люди, доживающие свой век в мыслях о добыче еды и о том, что надо как-то согреться. Там, внизу, все скверно. А что за этим серым сводом?

Ил-76 влетел в облака. Вот они. Всего в метре. За герметичным корпусом. За толстым остеклением кабины. Те самые облака, которые все эти годы невозмутимо и презрительно взирали на них, выживших, со своей высоты, лишая солнечного света и тепла. Но теперь человек добрался до них, и безжалостно таранит корпусом своей стальной птицы, рвущейся ввысь.

Николай испуганно заслонил лицо руками. Все в самолете зажмурились и отвернули лица. Облака кончились неожиданно и самолет вынырнул из того мрачного мира в совершенно прозрачную ирреальность, прямо навстречу ослепительно яркому диску Солнца, которое, словно обрадованное встрече с людьми после многолетней разлуки, казалось, бросилось само им навстречу, спеша заключить путников в яркие объятия своих лучей.

Васнецов не помнил ничего, что было бы настолько чистое, как эта бесконечная пустота разверзнувшейся бездны неба. Темно-синее в зените, все более светлее ближе к горизонту и розовато-желтое там, где чистое небо вступало в борьбу с неприступной цитаделью туч.

— Господи, красота-то, какая, — вырвалось у Николая.

Варяг улыбнулся.

— Любуйтесь, друзья. Не скоро нам такое увидеть доведется. Нам ведь опять на грешную землю надо будет.

— Это не земля грешная, — подал голос, поднявшийся из нижней кабины Вячеслав. — Это мы грешные.

Он уставился на горизонт, щурясь от непривычно яркого света.

Людоед развернул карту. Посмотрев на нее, он взглянул на часы и на солнце.

— Варяг, давай правее на сорок пять градусов. — Сказал он, наконец.

— Точно?

— Да. Точно. И держись этого курса. А то на северный полюс улетим.

— Ты по часам сверялся?

— Да. И время местное. Я свои часы сверял с рейдерами. У них же в Аркаиме там какие-то атомные или изотопные или как их там. У которых погрешность в шесть секунд на миллион лет. Так что доверься мне. Меняй курс.

Самолет продолжал постепенно набирать высоту и при этом чуть крениться вправо, переходя на новый курс. Внизу медленно проплывал ковер непроницаемого облачного покрова. Отсюда он не казался таким мрачным как снизу. С высоты пяти тысяч метров он выглядел как стелящаяся белоснежная пена. Белее чем вечный снег, там внизу. В мрачном мире, из которого они вырвались на короткий срок. Ил-76 продолжал набирать высоту. Но все что они видели вокруг, казалось, замерло, а самолет просто повис, гудя двигателями на одном месте. Но так лишь казалось.

— Какая высота?! — Варяг вдруг напрягся.

— Семь семьсот, а что? — ответил Васнецов, вынужденный отвлечься от лицезрения всего этого великолепия. Он машинально назвал цифру с табло, даже не отдавая себе отчета в том, какая пропасть сейчас между ним и Землей.

На панели что-то заморгало, и монотонный гул двигателей стал несколько иным.

— Что случилось? — спросил Людоед.

— Помпаж! Четвертый двигатель вырубился!

— А на трех нельзя? — спросил встревоженный Сквернослов.

— Нельзя на них нагрузку давать! Все захлебнуться! Воздуха тут мало им! Я снижаюсь!

Самолет снова стремительно рвался к облакам. Но на сей раз не для того чтобы вырваться из сумеречного плена. А для того чтобы нырнуть в него. Васнецов поморщился. Неужели опять эта серость? Так не хотелось возвращаться из этой радующей взор и душу чистоты и света в привычный и опостылевший мир постядерной зимы.

— Высота?

— Шесть пятьсот.

— Так. Пробую запустить.

Четвертый двигатель засвистел и присоединился к своим собратьям, снова составив с ними гудящий квартет.

Варяг облегченно вздохнул.

— Кажись, пронесло. Тут все работает как надо. Идем на этой высоте. — Он, наконец, снова улыбнулся, — Хорошо, что на этом самолете автоматика установлена. Я мог и не успеть сообразить. Автомат сам двигатель вырубил.

— А если бы не автомат? — спросил Николай.

— За несколько секунд температура газов в турбине возросла бы. Ну и сорвавшийся поток воздуха еще. Короче двигатель мог разрушиться. Я бы просто мог не успеть среагировать. Странно вообще. На такой высоте и помпаж, — Яхонтов потер ладонью бороду, — Хотя чему удивляться после всего что было. Атмосфера разряжена ближе к земле теперь. Тут главное с перепугу не увеличивать тягу остальных двигателей, компенсируя потерю одного. Иначе помпаж накроет их все. И привет. Если не взрыв двигателя, то в любом случае скорость постепенно упадет до критической. Скорость сваливания. И будем лететь как рояль с двенадцатого этажа. Только дольше и трагичнее.

— Сплюнь, — нахмурился Вячеслав.

Николай слушал Варяга и все эти странные термины, и чувствовал дискомфорт от того что не мог толком понять о чем речь.

— Слушай, Варяг, расскажи про все это, — сказал он.

— Про что?

— Про то, как самолетом управлять. Про скорость сваливания и все остальное.

Яхонтов усмехнулся.

— Ишь ты. Ну ладно. Кому-то ведь свои знания передавать надо. Чай не молодой уже. Короче слушай. На самом деле ничего сложного в этом нет, как может показаться на первый взгляд. Сложно все вот это барахло, — Взмахом руки он указал на бесчисленное количество приборов. — А вот взлететь и лететь, это как на велосипеде. Слушай короче…

* * *

Николай слушал внимательно, то и дело, поглядывая на элементы приборной панели, про которые упоминал Варяг. Но при этом он еще и умудрялся продолжать свое любование чистым небом.

— До захода солнце успеем? — Спросил Людоед. — Не в темноте ведь садиться.

Варяг сверился с картой, часами и, цифрой пройденного в полете расстояния.

— Должны успеть. Я увеличу тягу двигателей. Прибавлю скорости.

— А топлива хватит?

— Садиться будем на парах, — усмехнулся Яхонтов.

Солнце уже давно не светило в лицо. Оно было теперь где-то позади и снижалось к горизонту, отчего линия, разделяющая тучи и небо окрашивалась в огненные багряные тона. Небесный зенит стал еще темнее, и наверху появились странные светящиеся точки. А чуть справа от курса самолета, на ладонь выше от горизонта, странный тусклый полумесяц.