Рамиэрль прервал себя на полуслове. Человек вряд ли что-нибудь бы почуял, но эльф уловил легкое дрожание почвы и не сомневался в его причине. Табун! Где и водиться диким лошадям, как не в этой степи.

Кони были еще далеко, и Роман лишь слегка прибавил шаг, направляясь к рощице каких-то невысоких деревьев с ажурными листьями. Этот табун был настоящим подарком судьбы, но для того чтоб им воспользоваться, нужно было потрудиться. Эльфы легко и быстро находят общий язык с любой живой тварью, но Рамиэрлю было некогда приучать к себе никогда не знавшего узды дикаря, ему нужно было, чтобы конь подчинился ему немедленно и полностью. А потом так же быстро бы позабыл своего мимолетного наездника и вернулся к своим.

Рамиэрль не так давно проделал нечто подобное, когда подыскивал защитника для Стефана, но теперь эльфу предстояло выбрать одного-единственного скакуна из множества ему подобных. Конечно, можно было бы взять любого, не велика разница, но Рамиэрля грызла гордыня, присущая всем прирожденным наездникам. Брать — так лучшего! Глядя из-за сбившихся в кучу деревьев на приближающихся красавцев, Роман невольно залюбовался зрелищем одновременно прекрасным и страшным. Это были великолепные жеребцы, все больше гнедой масти с серебристыми и черными гривами и хвостами. Хоть они и держались вместе, мирным их бег назвать было никак нельзя. То и дело возникали яростные схватки, когда кони взлетали на дыбы, хватая друг друга зубами и норовя поразить соперника копытом. Дикая, первобытная ярость, исходящая от дерущихся жеребцов, пьянила, как хорошее вино, однако Роман не позволил себе залюбоваться великолепным зрелищем.

Кстати, эльф готов был поклясться, что кони эти не всегда были дикими. Их предки наверняка ходили под седлом у знатных сигноров. Но люди исчезли или ушли, а лошади остались и стали полноправными хозяевами этих степей. Впрочем, сейчас это было не важно. Роман заметил огромного коня темно-гнедой масти, со светлой гривой и хвостом, бешено атаковавшего темно-серого, с белой левой передней бабкой. Годится! Эльф сосредоточился, бросая магический аркан. Конь остановился как вкопанный, затем, закричав, подался назад.

Рамиэрль с трудом удержал вольное создание, неистово боровшееся за свою свободу. Увы! Силы были неравны. Каким бы могучим ни был гнедой, не ему было спорить с одним из сильнейших магов Тарры. Еще два или три яростных прыжка, и присмиревший конь, тяжело поводя боками, легким галопом помчался к рощице, все дальше и дальше уходя от товарищей. Однако Роман, видимо, не рассчитал силы своего заклятья. За гнедым как пришитый бежал его бывший соперник, связанный отныне с ним незримой нитью. Такое бывало, пока действует магия, эти кони составляют как бы единое целое. Куда пойдет гнедой, хоть бы и в огонь, пойдет и серый. Что ж, запасной конь ему не помешает, особенно если Криза его все-таки дожидается. А может, дело как раз в этом? Он сам себе не признавался в том, что надеется встретить орку там же, где оставил. Потому и вторая лошадь…

Эстель Оскора

Преданный насторожился, я это почувствовала сразу. За месяцы наших скитаний я научилась понимать своего единственного друга лучше, чем себя самое. И теперь, глядя на прижатые уши и медленно поднимающуюся на загривке шерсть, я поняла, что случилось что-то куда более неприятное, чем волчья свадьба или проходящий по пересеченному нами ранним утром тракту обоз с конвоем. Преданный уже не сидел, он стоял, нехорошо оскалившись, готовый к бою, но я видела, что ему страшно, — бой казался рыси безнадежным. Тоска сжала и мое сердце — стоило пройти половину Арции, чтобы пропасть, так и не узнав, кто же ты на самом деле — Зло, Спасение или просто тварь с горячей кровью, которую Творец по прихоти своей научил мыслить и чувствовать. Моя рука потянулась к эльфийскому кинжалу и застыла в воздухе — оружие было ни к чему. Сердце мое забилось бешеными толчками, утренние краски стали еще более яркими и сочными… Я ощутила, как во мне плещется Сила и что на сей раз Сила эта мне подвластна.

Наверное, было бы куда более разумно обойти десятой дорогой это место Тревоги, которое почуял Преданный и которое пробудило во мне мои дьявольские таланты, но любопытство свойственно человечьей природе, а я, видимо, все еще оставалась человеком. Без колебаний оставив серебристый валун, сидя на котором я любовалась весенним небом, я повернула в светлый березовый лес. Идти было легко, подлеска почти не было, белые стволы словно бы светились под лучами яркого предвесеннего солнца, место было чистое и доброе, и тем нелепей и страшнее казался чужой кошмар, заполонивший светлую рощу. Ужас тек расползавшейся струей, так бывает, когда в не очень быстрый ручей выливают ведро краски, она долго держится темным облаком, постепенно спускаясь по течению… Так и этот выплеснутый в ясный березовый лес предсмертный ужас тихо стекал нам навстречу. Преданный несколько раз судорожно дернул головой, словно пытаясь проглотить что-то застрявшее в глотке, но пошел вперед.

Магия Романа, некогда связавшая зверя с принцем Стефаном, наделила его почти человеческими чертами, обычная рысь, пусть даже и ручная, наверняка уже бросилась бы наутек, Преданный же крался впереди меня, указывая дорогу, хотя я в этом и не нуждалась. Отзвук чужих страданий, разлитый в самом воздухе, мог не заметить разве кто-то совсем уж бездушный. Мы молча пробирались вперед, дорога шла в гору, деревья редели, а подлесок исчез совсем. В конце концов нас вывело к довольно крутому холму. Снег тут частично сошел, и среди грязно-белых пятен виднелись проталины, поросшие сухой серо-золотистой травой, среди которой кое-где проглядывали низкие желтые цветочки, бывшие в этих краях первыми вестниками весны. На холме, увенчанном несколькими соснами, никого не было, но люди ушли отсюда совсем недавно.

Я услышала тихое ржанье и, обернувшись, увидела рабочую лошадь, поводья которой запутались в кустах на опушке леса. Рыжеватая кобыла с белой звездочкой на лбу взглянула мне в глаза, и я сама удивилась, как сжалось мое сердце. Это была первая лошадь, которую я увидела с тех пор, как покинула Убежище. И эти трогательные весенние цветочки тоже были первыми. На секунду я даже забыла, что привело меня сюда. Но тут бедная коняга закричала от ужаса и пуще прежнего забилась, стараясь освободиться. Еще бы! Преданный ей наверняка казался чем-то ужасным, а объяснить, что он не собирается нападать, мой кот не мог. Рыси по-лошадиному не разговаривают. Оставив свою гнедую находку на потом — если мне не удастся примирить ее с Преданным, я ее хотя бы отпущу, чтобы до нее не добрались оголодавшие весенние волки, я поднялась на вершину. Я не ошиблась. Там действительно был разбит большой лагерь. Даже не лагерь, стройка. Похоже, здесь собирались соорудить то ли крепость, то ли большой торговый склад с помещениями для купцов. Последнее казалось вполне осмысленным: я выбралась на берег очень большой реки, в которую впадала речка поменьше. Очень хорошее место для господ негоциантов.

К счастью, та моя часть, которая принадлежала тарскийской принцессе, довольно неплохо знала жизнеописание соседних краев. Большой рекой, к которой я могла выйти, направляясь к морю, могла быть только Адена, так как через Агаю я уже перебралась. А это значит, я почти в Эланде.