— Ну, как себя чувствуешь? — спросила устало.

— Да вот почту разобрал. Кое-что интересное получил.

— Какое-то предложение?

— Да уж! Волосы дыбом до сих пор стоят! — ответил каким-то ледяным, чужим голосом и спросил: — Ты домой во сколько вернешься?

— А разве за мной не заедешь?

— Я сейчас возвращаюсь и жду тебя!

— Так рано? Что случилось?

— Приедешь, узнаешь!

Лелька все перебрала в памяти, но нет, ей нечего стыдиться или опасаться мужа. И вечером вернулась с работы, даже не думая о чем-то плохом.

Евгений сидел на кухне у окна. Перед ним полная пепельница окурков, две пустые пачки от сигарет, пустая бутылка из-под водки под столом, и никакой закуски.

Нет, он не был пьян. Но зол был до бешенства и еле сдерживал себя. Это баба приметила вмиг, едва он открыл ей двери.

— Жень! Что случилось? Чего мечешься? Какая блоха покусала?

— Сядь! — предложил резко, грубо. И спросил: — Так, значит, проблему налога с пивбара ты сама сняла?

— Ну, понятное дело.

— А как ее разрешила?

— Я говорила с Вовой Сычом по телефону, и он согласился дать нам отсрочку на год.

— Значит, по телефону его достала?

— Ну да! — подтвердила Лелька не сморгнув.

— А с самим Сычом виделась?

— Нет, — ответила не дрогнув.

— Не виделась? А это что?

Достал конверт и вытащил из него несколько фотографий. На них Лелька с Сычом в постели, в разных позах… На фотографии и дата и время проставлены.

— Что ты мне на это скажешь?! — спросил Женька. Желваки на лице заходили, руки сжимались в кулаки, мужик еле сдерживался.

Лелька положила фотографии на стол. Она поняла, крутые отомстили ей за то, что Женька высветил их ментам. Выходит, кого-то замели в милицию. Нарушено одно из условий, и теперь от крутых жди чего угодно. Лелька смотрит на дату отправки конверта. Он неделю пролежал на столе Евгения. Значит, не всех отловила милиция, кое-кто остался на воле. А для расправы с ней хватит и одного. Хотя они знают, кто их выдал, и будут искать возможность последней встречи с Женькой…

Бабу от этих мыслей словно током пробило. Она дрожала осиновым листом.

— Тебе нечем крыть! Может, ты и послала крутых на меня, чтоб остаться одной? Зачем же так мерзко? Могла сказать, мол, надоел, хочу перемену, новых ощущений, веселой жизни. Только зачем завела ребенка, если не способна быть матерью? У тебя сучья кровь, потому никогда не сумеешь жить с одним человеком. Чего тебе не хватало? Приключений?

— Не ради себя я пошла к нему! Я хотела…

— Вижу! Что хотела, то и получила!

— Он меня силой взял! Я вовсе не за тем шла!

— По фото иное видно. Там не насилие, сплошная похоть! Грязная и обоюдная!

— Ложь! Я думала узнать у него, каков налог и какую отсрочку могу получить, выплатив часть денег. Боялась, чтоб не ворвались в больницу или детсад. Мне нужно было срочно спасать нас всех. Ментам не верю. Они в связке с крутыми. И за то, что ты их высветил, отомстили этим! — указала на фото.

— Сама себе противоречишь. Если были б в связке, бояться Сычу нечего! И еще… Совести у тебя ни на грош, шлюха! Они меня чуть на тот свет не отправили, а ты под них подстелилась. Не дождалась, пока в себя приду. А может, и очень ждала другого исхода?

— Я говорю, все насильно! Попробуй там ломаться. Пулей из окна пятого этажа выкинули б!

— Ты знала, к кому идешь. Не тебе одной, всему городу известно, чем заканчиваются визиты к крутым! Иначе с ними не договориться и не получить уступок. И тебе было известно. Значит, сознательно шла на такое!

— Врешь! Я умирала от страха за ваши жизни! Ты беспомощен, сын мал. Я долго не могла придумать ничего другого. Пусть бы не стало меня, только жили б вы! Да, понимала, что рискую, а где другой выход? Ведь меня изнасиловал не только Сыч, а и трое других из его банды. Именно потому, что сопротивлялась, дралась и вырывалась от Володьки. Он так наказал меня, отдав своим на всю ночь.

— Эх ты, стерва! Как опозорила меня, нашу семью! Сидела б ты дома со своими куриными мозгами. Тебе, как вижу, памятью никогда не покинуть притон! Ты так и застряла в нем до старости. Нет у тебя ни гордости, ни достоинства. Видно, так и кончишься где-то под забором!

Встал из-за стола и сказал:

— Я покидаю вас! На этот раз насовсем! Не ищи и не звони! Я чуть не отказался от хорошей возможности. Теперь ею воспользуюсь и навсегда забуду тебя!

— Бог с тобой! Поступай как хочешь! Другой мужик прощения просил бы за то, что осталась я с сыном в такой ситуации. И вынуждена была загородить собой вас. Ты называешь эту ночь похотливой, дурак ты, Женька! А я тебя считала умным. Ты просто жлоб! Заплатил бы налог, как все, и жил бы спокойно. И я никуда не дергалась бы. Но тебе понадобился повод, чтобы уйти из семьи. Иначе не назовешь твое бегство. Можешь не бояться, я никогда не стану искать тебя. Проживем с сыном сами. Подрастет он и узнает правду, как ты от него сбежал, — говорила Лелька.

— Я? От позора, от предательства, от дешевки ухожу! Не от сына! Я уеду за рубеж работать на много лет! Будь он постарше, забрал бы с собой!

— Да кто отдаст? Ты здесь не сумел его оградить. Какой ты отец? Это для тебя деньги дороже семьи. Ты знал, что крутые должников не забывают, но был уверен, что прижучат меня, но не тебя. А ты останешься в стороне, вдовцом, как Юлькин муж. Лишь недавно ее похоронили, а он уже троих баб сменил. Вот где ваша кобелиная суть проявляется. И все вы, козлы, одинаковы!

— Знаешь, о чем я жалею? — остановился Евгений перед Лелькой.

— Мне все равно, — отмахнулась она равнодушно.

— О том, что ты баба! И даже в морду тебе дать нельзя. А стоило б! За все разом, хотя и это не образумит твою дремучую дурь.

— Ладно! Я шлюха и дура! Но при этом не побегу из своего города за границу прятать шкуру! Вали отсюда, коль решил так, чего топчешься, роняешь свои достоинства? Не мозоль глаза! Тебе свое жаль, а мне… Зачем я тебя спасала? На что рисковала собой? Ведь сыну нужна! А ты иди! Мне отдохнуть надо. Завтра на работу! Не отнимай время! — дрожал подбородок.

— Я за своими вещами еще приду. Ненадолго. Может, поможешь их собрать?

— С радостью! Хоть сейчас, чтоб больше тебя не видеть и не терзать сына.

— Теперь поздно. До отъезда успею. Пошел я, потом позвоню, когда подъеду, — сказал уходя.

Лелька даже не глянула вслед. Закрыла дверь на засов. Погладив по головенке спящего сына, вернулась в комнату. И только здесь заметила, что даже не переоделась.

— Опять одна. И кажется, навсегда. Ну и отомстил мне Сыч! Погоди же, козел! — Она набрала номер Володькиного телефона и услышала: