Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Больше времени на разговоры у нас не было. Мы стянули с неподвижного тела всю одежду, включая белье, связали факельщика по рукам и ногам его же ремнями.
— А если они развяжутся? — усомнился я, глядя на два пока неподвижных белеющих на черном фоне пожарища тела.
— Небось, голыми постыдятся бегать, — успокоил меня кучер. — Сейчас переоденемся или опосля?
— Опосля, — ответил я, окончательно замороченный постоянно слышимыми просторечиями. — Пошли скорее, у нас полный цейтнот.
— Ага, — согласился Ефим, — полней некуда.
Я не стал выяснять, что он имеет в виду и, прихватив свой узел с одеждой и погашенный факел, быстро пошел к арестантскому сараю. Здесь, на задворках имения, не было видно ни души. Кажется, наши противники так и не научились бдительности. Двери в сарай оказались запертыми изнутри.
— Что будем делать? — спросил я кучера.
— Постучи, — ответил он, — как откроют, коли выйдет не рыжий, то дам по кочану, и вся недолга.
— А если их там несколько человек?
— Тогда и ты кому-нибудь дашь по кочану.
В принципе, он был прав. Наше оружие было спрятано в кустах невдалеке от барского дома. Идти за ним, а тем более ходить вооруженными, было и некогда, и опасно. Оставался самый простой вариант, бить дубиной по голове всех, кто ни подвернется.
Я подошел вплотную к дверям и решительно постучал. Ефим встал сбоку у стены и приготовил свою дубину. Однако, никто на стук не откликнулся. Я еще несколько раз ударил в дверь, теперь уже ногой.
— Иду, иду, чего дверь ломишь, орясина, — закричали изнутри.
Кто стучит, почему-то не спросили. Стало слышно, как за дверью возятся с запорами.
— Давай быстрей открывай, — поторопил я. Около господского дома засновали в разные стороны факелы, кажется, там готовились к выходу гостей,
— Эхма, чего еще надо? — спросил, распахивая дверь, освещенный со спины человек.
— Тебя надо, — ответил я, отступая. Открывший был ниже и худее рыжего.
— Зачем? — спросил сторож, без опаски выходя наружу.
Я не стал ему отвечать, потому что Ефим успел ударить его по голове и, подхватив тело, отнести от входа. Внутри было тихо, и больше никто не интересовался незваными гостями. Я сделал знак кучеру, и мы вошли в сарай. Там, положив голову на столик, спал еще один охранник. На наш приход он никак не отреагировал. Судя по густому сивушному духу, сторожа неплохо приняли на грудь.
— Рыжий, — закричал я в темноту, — Иван, ты здесь?
— Лексей Григорьич? — тотчас откликнулся знакомый голос, — ты как сюда попал? И Ефим с тобой?
Голос у «двойного агента» был вполне бодрый.
— Как ты? — спросил я.
— Сижу в колодках, ключи там, у дверей на гвоздике.
— Знаю, сейчас освобожу. Присматривай за этими, — имея в виду караульных, напомнил я кучеру по неискоренимой привычке любого начальника считать всех остальных клиническими идиотами. — Ты здесь один? — взяв ключи и фонарь, спросил я Ивана.
— Еще двоих недавно привели, — сообщил он, показывая, где отпирать колодки.
Заточили его сурово, в деревянные колодки, которые применялись в средние века — составные доски с отверстиями для шеи и запястий. Я уже встречался с такой конструкцией и без особого труда освободил перебежчика.
— Господа, господа, помогите! — послышался из другого угла дрожащий тенорок.
— Вы кто? — спросил я, направляясь на голос.
— Губернский секретарь Похмелкин.
Я дошел до угла, где у стены жался закованный в цепи субтильный человечек в оборванном вицмундире. Подобрав ключ, я освободил и его.
— Благодарю тебя, любезнейший, — сказал Похмелкин, растирая запястья.
— А кто третий? — крикнул я Ивану.
— Третьим буду я, — отозвался низким, спокойным голосом последний узник.
Я пошел на голос, а он, видимо, встал с пола, потому что послышался мелодичный звон цепей. Масляный фонарь выхватил из тьмы кусок бревенчатой стены и стоящего возле нее могучего сложения мужчину с разодранной в клочья одеждой. Он вольно стоял безо всяких стенаний и просьб быстрее его освободить. Я начал возиться с его цепями.
— Скоро вы? — крикнул от входа Ефим.
— Сейчас иду, только раскую Емельяна Пугачева.
— Вот уж это точно, заковали как Пугача, — отреагировал на шутку здоровяк, демонстрируя этим, что не чужд знанием русской истории.
— Подержите фонарь, — попросил я, освободив ему руки.
Он взял фонарь и подсвечивал мне, покуда я не отомкнул ножные кандалы. После чего мы заспешили к выходу.
— Ну, как там? — спросил я Ефима, наблюдавшего за ситуацией во дворе.
— Суетятся, — кратко ответил он. — Нужно поспешать.
В это время пьяный караульный поднял голову и бессмысленными глазами уставился на освобожденных заключенных.
— Выпить есть? — требовательно спросил он у здоровяка, уже собравшегося применить против него грубую физическую силу.
— Нет, — ответил тот, разжимая кулак.
— А зря, — укоризненно сказал страж, вновь опуская голову на стол.
Мне некогда было наблюдать за жанровыми сценкам, я торопливо сдирал с себя крестьянские лохмотья под аккомпанемент причитаний губернского секретаря:
— Господа, но ведь с нами поступили совершенно незаконно. Я чиновник почтового департамента, и меня не смели арестовывать! Господа, вы будете свидетелями!
— Тихо, — оборвал я возбужденного чиновника. — Иван, нам нужны хорошие лошади и оружие. На дороге две засады. Надежда только на тебя.
— Это можно, — подумав, ответил рыжий, — навалимся кучей на конюхов и ускачем.
— Так не выйдет, вы должны будете ждать нас за воротами, нам еще нужно отбить женщин, иначе они погибнут.
— Господа, господа! — вмешался в разговор чиновник. — О каких женщинах вы говорите! Нужно немедленно отсюда убежать и заявить в полицию.
— Заткнись, болван, — не сдержавшись, рявкнул я. — Сможешь?
— Долго ждать? — спросил рыжий,
— Не знаю, думаю, что не очень. Ты уже был на таких ритуалах? — Я кивнул в сторону павильона.
— Был, только внутрь не пустили, там для доверенных.
— Они пойдут, — я хотел сказать процессией, но подумал, что он меня не поймет, и поменял слово, — толпой от дома до риги?
— Точно, — подтвердил он.
— Женщин тоже поведут из дома?
— Ага, — сказал он. — Сначала ведут козла, потом идут барин и гости, за ними бабы, а там и все остальные, кому позволено.
— Посмотри, скоро они будут выходить?