Похожа на церквушку под Москвой,

Где, как и Блок когда-то молодой,

Венчаются и в наши дни поэты.

Нет, церковь в Тараканове никак до конца не отреставрируют, поэты в ней не венчаются, но памятник молодым Саше и Любе уже встал над Лопасней. Кстати, перекликается название реки с названием деревни Лопатино… Вот ещё несколько живых штрихов и злободневных мыслей по поводу почти 200-дневного пребывания поэта в Западной Белоруссии.

Третий год в Европе полыхает разрушительная война. Александр Блок со своей долей немецкой крови никаких иллюзий по поводу воюющих стран не питал. Ещё в предвоенный год он записал на французском курорте: «Биарриц наводнён мелкой французской буржуазией, так что даже глаза устали смотреть на уродливых мужчин и женщин… Да и вообще надо сказать, что мне очень надоела Франция и хочется вернуться в культурную страну — Россию, где меньше блох, почти нет француженок, есть кушанья (хлеб и говядина), питьё (чай и вода); кровати (не 15 аршин ширины), умывальники (здесь тазы, из которых никогда нельзя вылить всей воды, вся грязь остаётся на дне)…» Охваченный тревожными мыслями о судьбе Родины, поэт ожидал призыва в действующую армию.

К 1916 году русские войска, всего 11 армий, объединенные в 3 фронта, занимали 1200-километровый фронт от Рижского залива до русско-румынской границы, западнее ст. Новоселица. Все армии, будучи в большом некомплекте, насчитывали в начале апреля 1 732 000 штыков и сабель и прикрывали направления:

— на Петроград — Северным фронтом, от моря до Видзы, имея на 340 км, в большинстве прикрытых Двиной, 13 корпусов и 7–8 кав. дивизий (около 470 000 штыков) с уплотнением (3 корпуса) впереди Риги (Рижский левобережный плацдарм) и Двинска (4 корпуса);

— на Москву — Западным фронтом, до Пинска включительно, имея на 450 км 23 корпуса и 5–7 кав. дивизий (около 750 000 штыков) с большим уплотнением на Свенцянском (9 корпусов) и Виленском (7 корпусов) направлениях;

— на Киев и Одессу (Украину) — Юго-Западным фронтом, к югу от Полесья, имея на 450 км 19,5 корпусов и 11–12 кав. дивизий (около 510 000 штыков); войска Юго-Западного фронта были почти равномерно распределены по всему фронту.

В июле 1916 года Блок узнал об окончательном разрешении и написал в очередном письме к матери в Шахматово: «Сегодня я, как ты знаешь, призван. Вместе с тем я уже сегодня зачислен в организацию Земских и Городских союзов: звание мое — “табельщик 13-й инженерно-строительной дружины”, которая устраивает укрепления; обязанности — приблизительно — учет работ чернорабочих; форма — почти офицерская — с кортиком, на днях надену ее. От призыва я тем самым освобожден; буду на офицерском положении и вблизи фронта»…

Итак, 7 июля 1916 года знаменитый поэт, как уже сказано, призывается в действующую армию. У него в руках только что вышедший 2-й том «Стихотворений», а 9 июля он пишет лирический шедевр «Ты твердишь, что я холоден, замкнут и сух». 26 июля Блок выезжает в расположение дружины (станция Лунинец Полесской железной дороги). В этом же месяце выходит 3-й том «Стихотворений» поэта. Мать и близкие ему люди выезд Александра в район Пинских болот восприняли с необычайной тревогой. Об этом, в частности, свидетельствует и неопубликованная переписка, которую удалось отыскать в Ленинграде в частной коллекции И.А. Фащевской, между Александрой Андреевной Кублицкой-Пиоттух и Любовью Александровной Дельмас, известной актрисой, которой в марте 1914 года А. Блок посвятил бессмертный цикл стихов. Мать поэта, волнуясь за судьбу сына, пишет Л.А. Дельмас: «…Ей предложили устроить его здесь, но он сам пожелал ехать на фронт. Когда я или Люба уговаривали устроиться его безопасней и здоровее (он едет в болотистые места), он так страшно злился, что мы отступали. Он так решил, и надо мириться и надо терпеть. Он будет занимать инженерскую должность, которая не требует технического образования…»

Снова напомню, что в этих болотистых лесах Полесья, на самом севере Брусиловского прорыва, тоже проходила линия фронта на стыке Юго-Западного и Западного фронтов. Мой ранневесений путь и лёг в эти болотистые места Полесья, в древний город Пинск, который на полвека старше Москвы. Здесь, кстати, учился первый президент Израиля Хаим Вейцман. Если перебраться на правый берег, в междуречье Пины и Струменя, куда из-за топких болот город никогда не переступал, и взглянуть на Пинск, особенно на утренней заре, то он, окутанный седыми туманами, похож на сказочный «град Китеж». Именно таким увидел его в 1916 году из-за линии фронта Александр Блок. Прибыв на Полесье в имение князя Друцкого-Любецкого в Парохонск, Блок сообщает матери: «…Теперь мы живем в большом именье и некоторые (я в том числе) — в княжеском доме… К массе новых впечатлений и людей я привык в два дня так, как будто живу здесь месяц. Вообще я, более чем когда-нибудь, вижу, что нового в человеческих отношениях и пр. никогда ничего не бывает…»

В дружине поэту отведена более чем скромная роль — табельщика с месячным окладом в 100 рублей (напомним, что фунт хлеба тогда стал стоить 2 копейки вместо довоенной 1 копейки), но прапорщик Гумилёв получал в три раза больше. Обязанности не тяготили Александра Блока. Он был привычен к трудностям и «обладал способностями ко всякому физическому труду». Поэт встречал и распределял по участкам рабочих, прибывающих на Полесье из Средней Азии, Поволжья, Украины, Дальнего Востока, Белоруссии, давал советы и распоряжения. Вот строки из августовских писем Александра Блока к родным в 1916 году: «Стоим в деревне Колбы, на днях переедем в Лопатино… Мы строим очень длинную позицию в несколько верст длины, несколько линий, одновременно роем новые окопы, чиним старые, заколачиваем колья, натягиваем проволоку, расчищаем обстрел, ведем ходы сообщения…» В письме все изложено четко, правдиво, без единого намека на тяготы военно-полевой жизни, на трудности и неудобства. Ведь Блок сам перестраивал дом в Шахматове, а верхом мог скакать по холмам Клинско-Дмитровской гряды целыми днями.

Вот строки современника: «…Когда по убийственной дороге через предательские болота я добрался ночью в деревню Колбы, в низкой полесской хате при скудном свете керосиновой лампы была произнесена фамилия Блок… Был в военной форме дружины. Внутренняя жизнь горит только в глазах.

…Мы строим окопы, блиндажи — всю сложную систему большой оборонительной позиции. На работу выезжаем по несколько человек верхом. Блок ездит великолепно.

…Один раз Блок сдается на уговоры прочесть стихи. В полесской хате звучат вдохновенные слова, произнесенные неровным, глухим голосом.

…Иногда где-то преподает. Пишет ли? Вероятно, в одиночестве ищет душевного равновесия.

…Общество наше довольно странное: рядом с поэтом Блоком молодой, симпатичный еврей-астроном И.И. Идельсон, талантливый архитектор Л.И. Катонин, потомок композитора Глинки К.А. Глинка (интересно, в российской воющей армии сегодня могут сойтись такие люди? — А.Б.).

…На службе Блок — образцовый чиновник. Он может теперь влиять на улучшение быта рабочих и делает это с усердием. Неслыханно аккуратен и симпатичен. Когда это вызывает удивление, говорит: “Поэт не должен терять носовых платков”». Эти точнейшие наблюдения взяты из воспоминаний Владимира Францовича Пржедпельского (литературный псевдоним — Владимир Лех. Поэт, журналист, сослуживец Александра Блока по 13-й инженерностроительной дружине).