видео с намерением показать его только группе. Когда в конце концов был выпущен первый сингл Vultures, у группы не было видеоклипа для продвижения песни, поэтому мой менеджер спросил, можем ли мы вместо этого выпустить клип «Fresh Pots». Я подумал, что, хотя это и было унизительно, ради команды я готов на это пойти и позволю миру увидеть человека в муках кофеинового запоя, ведущего себя как полный придурок. «Никто никогда не увидит его», — думал я. Я ошибался. На следующий день после его выхода я стоял в очереди на кассе в продуктовом магазине, и парень, упаковывавший мои продукты, посмотрел на меня и сказал: «Эй, чувак… не хочешь кофе?» Черт. На момент написания этой книги у него более семи миллионов просмотров.

Я помню первую боль. Это было за день до того, как мы должны были ехать в Белый дом. Я был дома в коридоре, в постоянном стрессе от оглушительного ремонта, который сотрясал дом, словно падающие бомбы, как вдруг меня будто ударило ножом по ребрам. Боль была острой, и я остановился и поднес руку к груди, в ужасе от мысли, что у меня сердечный приступ, но молясь, чтобы это была просто растянутая мышца после игры на барабанах с Vultures. Но что-то мне подсказывало, что это не растянутая мышца. Все возможные мышцы в жизни я уже тянул. Эта боль исходила откуда-то из глубины. Я сделал несколько глубоких вдохов, чтобы посмотреть, пройдет ли она, но безрезультатно. Боль осталась. Не желая поднимать тревогу и бегать по дому с криками «ЭТО СЕРЬЕЗНО!», как Фред Сэнфорд[59], я спокойно открыл ноутбук и по глупости поискал «симптомы сердечного приступа». (Теперь я, конечно, не занимаюсь самодиагностикой с помощью веб-сайта какого-то блогера.) У меня не то чтобы были ВСЕ симптомы, но это определенно что-то серьезное, поэтому я погуглил советы по профилактике сердечного приступа и решил держать это в секрете. В конце концов, я ни за что не пропущу этот концерт в Белом доме. Даже сердечный приступ не помешает мне полететь домой и сыграть для президента.

Я положил две таблетки аспирина в бумажник и не сказал ни слова.

ЖИЗНЬ НАБИРАЛА ОБОРОТЫ.

Когда я приехал в Белый дом, боль в груди почти утихла от сладкой влажности душной летней погоды Вашингтона, и, когда мы готовились к саундчеку на лужайке, я посмотрел через забор на памятники, которые когда-то принимал как должное. Монумент Вашингтона, возвышающийся вдалеке, вокруг которого город исполняет свой сложный танец. Мемориал Джефферсона, украшенный рядами цветущей сакуры в ежегодном весеннем возрождении. И Мемориал Линкольна, где проводили многие концерты в честь Дня независимости, на которых я бывал юным панк-рокером. Это были не Beach Boys; это были музыкальные протесты. Концерт, получивший название «Рок против Рейгана», проводился каждый год 4 июля во время его правления, собирая панков со всего мира, которые приезжали спеть вместе с любимыми группами в знак оппозиции ультраконсервативной политике президента. Я ни в коем случае не специалист в области политологии, но я присоединялся и отдавал свой голос борьбе за свободу самовыражения. Когда Рейган покинул пост, концерт был переименован в «Рок против расизма», и я посещал каждое из выступлений с тем же рвением. В тот день это особенное воспоминание резонировало во мне, потому что не только я был по другую сторону забора в этот День независимости, но был и президент Обама.

ЖИЗНЬ НАБИРАЛА ОБОРОТЫ.

Наша дорожная команда изо всех сил старалась выглядеть официально, выбирая черные шорты карго вместо черных спортивных штанов, и, пока шла подготовка сцены, мы все подружились с прекрасными охранниками и электриками Белого дома. Один мудрый совет, который я до сих пор помню: «Ребята, если вам нужно в туалет, есть один там и один вон там. Ни при каких обстоятельствах не ходите писать в кусты. В кустах люди». Очень важная информация!

После быстрого прогона песен нас повели внутрь, чтобы впервые встретиться с Бараком Обамой, и, когда мы вошли в Голубую комнату с видом на барбекю внизу, нас очень тепло и по-простому приветствовали президент и первая леди. Непринужденный характер дневной церемонии рассеял величественное напряжение, которое обычно сопровождает большинство политических событий, поэтому мы свободно болтали и смеялись, почти забывая, что на самом деле мы стояли с президентом и первой леди Мишель (которая, честно говоря, казалась большим президентом, чем сам президент). Пока мы там стояли, разговаривали и фотографировали, я заметил, что Пэт не был, как обычно, беззаботен. Он казался тихим, что было на него совсем не похоже. Когда мы вернулись на Южную лужайку, он поделился со мной причиной. Он был первый раз в Белом доме, где его прадед, бывший раб, когда-то стоял в очереди, чтобы встретиться и пожать руку Аврааму Линкольну.

Наша поездка в Белый дом теперь приобрела совершенно новый смысл.

Тем вечером, когда мы любовались фейерверком в ночном небе, я посмотрел на президентскую чету, стоящую на балконе, и меня переполняли эмоции. На моих глазах творилась история. И когда я видел блики от огней на лицах моих детей, жены и матери, смотрящих в небо, меня переполняла не только ностальгия, но и гордость за честь разделить с ними этот исторический момент. А к Пэту, моему самому надежному и верному другу, меня переполняла любовь. Мы все вместе смогли оказаться по ту сторону забора.

ЖИЗНЬ НАБИРАЛА ОБОРОТЫ.

Я вернулся в Лос-Анджелес и сразу же позвонил своему врачу. «Чувак, у меня боль в груди», — сказал я ему. «Прямо сейчас??» — спросил он более обеспокоенно, чем обычно (а обычно — это и так довольно обеспокоенно). «Ммм… типа того…» — ответил