Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Странно, что не задан главный вопрос: кто я такой? Барановский говорит о другом. Придерживает на конец беседы? Или Костя сдал ему вовсе не всю информацию? Основное придержал? Или Барановский все же играет?
— Ну, Штопора они ликвидировали.
— А ты ликвидировал их, так? Почему, кстати? Это же не они стреляли.
— Я думал, что они договорились со Штопором, — тут на самом деле ни одна версия не бьется. — А он выстрелил в меня сзади с глушителем. Я открыл огонь по ним, сместился в укрытие, а потом увидел лежащего Штопора. И решил, что это они его.
— Немного натянуто, нет?
— А другой версии не было. — Я вроде как равнодушно пожал плечами. — Да и по башке мне досталось, не очень хорошо соображал тогда. Костя не рассказал?
— Он рассказал, теперь ты расскажи.
— Да рассказал уже все, в принципе. Единственное, чего не могу понять — почему стрелок меня после не убрал? — изобразил я озадаченность. — Я же там крутился еще, пусть и недолго.
— Сколько?
— До машины, потом заводил ее, пока разогнался, опять же, — сочинял я на ходу, решив опустить всю историю со Свистком и Амиром. Заодно посмотрю, как на это среагирует Барановский.
Среагировал он без сюрпризов:
— Не знаю, если честно. Что-то помешало, возможно. Ладно, мы уже забрали вашего пленного, — Барановский усмехнулся. — Педофил который. Он у нас сидит теперь. Да не беспокойся, так надежней. Точно не сбежит. Тебя никто не осуждает, разрешение на операцию было дано, так что все нормально. Никого не жалко.
— Это к чему?
— К тому, что к тебе не прилипнет.
— Тогда о чем мы говорим?
— О том, что я хочу тебе помочь. Когда-то не смог, а теперь появилась возможность.
Интересно.
— И… в какой форме? — спросил я осторожно.
— Только честно. — Барановский уставился мне в глаза. — Тебе твоя жизнь блатная нравится?
— Нет. — Я пожал плечами, быстро копаясь в памяти прототипа. — Но на тот момент у меня особого выбора не было. Большой мне тогда помог, сильно.
— Выбор есть всегда.
— Выбор есть и тогда, когда сливаешь своих подчиненных, облажавшись, — тут я даже некоторую ненаигранную злость ощутил, перешедшую мне со знаниями покойного Бирюкова. — А я вылетел со службы с волчьим билетом в то самое дерьмо, из которого пытался выбраться. Так что выбор я сделал тот, который был тогда доступен.
— Ну да, спиться тебе Большой не дал, верно, — он усмехнулся. — Мы тут покопались немного в материалах.
— Через Константина?
— Через него, конечно. Правда, серверы милицейские не он сам взломал, дали нужную информацию ему. Ладно, отвлекаемся. Итак: блатная жизнь тебе не нравится, верно?
— Будем считать так. — Я приложился к кружке с чаем.
— Уйти из нее хочешь?
— Куда? — теперь я уставился ему в глаза.
— В частный город. Хотя бы в Волжск. Сам понимаешь, что там тебя никто никогда не достанет. Или в другой федеральный, в какой захочешь. Или в ЗАТО. Начни там бизнес, или даже иди на работу к нам.
— А с волчьим билетом что делать будем?
— Порвем и выбросим. Ты меня помнишь, репутации лжеца у меня не было.
Это верно, не было. Барановского считали мужиком неприятным, но прямым как рельса.
— Надо заменить Штопора?
— Верно. — Он не стал ходить кругами. — Надо найти тех, кто крышует операции с таблетками.
— А почему не госбезопасность этим занимается?
— По ряду причин, — он вежливо улыбнулся, — которые тебе знать не нужно. Дойдет и до них. У нас же самих в этом городе возможности ограничены. Людей и всего прочего совсем немного.
— Я никогда не был в частных городах, — вытащил я из картотеки очередное знание. — Даже не знаю, что там нужно хотеть.
— Устроить экскурсию? — Барановский покрутил кружку на столе перед собой. — Это несложно. Соглашайся, короче. Это шанс, реальный и настоящий. Второго такого не выпадет. А я никого кроме тебя не смогу переместить в базу людей с допуском туда. Просто так совпало — я тебя увольнял, я же могу и заявить, что ты всегда был агентом. Сам понимаешь, что с агентурой работают персонально, имена агентов никому не раскрываются. Еще и наградят.
— Согласен, — без всякой паузы ответил я. — Меня тут ничего не держит.
— Жанна?
— Несерьезно, — отмахнулся я. — И мы уже разошлись.
Настя. Мы сможем с ней устроится в частном городе, это уже намного лучше… но как ее подать? Сейчас или подождать? Нет, не знаю как — сейчас, чуть позже, когда… когда, кроме слов, появится и дело. С обеих сторон. А мне надо продумать очередную версию. Не говорить же сейчас, что моя жена придет из другого мира очень скоро и мы переедем вдвоем? Костя, похоже, это от начальства держит в тайне.
— Вопрос насчет Константина разрешите?
— Давай.
— А что он вообще там делает, кстати? Какой смысл держать своего человека в таком месте? Он же там как отшельник.
— Пока как отшельник, но… — Барановский усмехнулся. — Уже четверть городского криминала перешла на его электронику. Этого мало?
— Хм… — Я покачал головой. — М-да. Немало, выходит. Все читаете?
— Конечно. И надеемся довести показатель до ста.
— И вам зачем?
— А как думаешь?
— С госбезопасностью делиться?
— Вот видишь, догадался. Будет у нас контроль над всей закрытой информацией — все местные схемы сразу вскроются. Кроме того, Костя оттянул на себя склонную к необдуманным действиям, но талантливую местную молодежь. — Барановский отодвинул кружку и откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди, — которая не удовлетворена несправедливостью устройства общества. Нам не нужны те, кто пытается хакнуть системы «РосАтома» или устроить диверсию в Волжске, вроде новых «Красных бригад». Рано или поздно подобные к таким идеям приходят. А так они заняты.
— Чем?
— Да всем этим. — Он сделал некий неопределенный жест рукой. — Хотя бы охотой на педофилов. Борьбой с наркотиками займутся. Чем-нибудь еще.
Я только головой покачал.
— Кстати, — Барановский прищурился. — Ты же планируешь какие-то действия против чеченской группировки? Да ладно, я же не побегу в милицию, а твою переписку мы читаем. И знаем, что тебе передал Костя.
Ну да, верно. Можно было догадаться.
— Что-то планирую. Какая польза может быть от вас? — даванул я слегка наглостью.
— А какая нужна? — Барановский совсем не удивился. — И это точно необходимо?
— Мне трудно будет объяснить братве, почему не нужно. Ваха на нас наехал, при этом не прав. Да и сам я в опасности, потому что Ваха своих убитых прощать не собирается.