Майклу нравилось смотреть на спящую Линду. Впрочем, иногда его посещала странная мысль: он пытался представить себе любимую женщину постаревшей — с дряхлой морщинистой кожей, с обвисшей, потерявшей упругость грудью, с животом, изрезанным глубокими складками. Его воображение отказывалось выстроить такую кошмарную картину. Теоретически он, конечно, понимал, что когда-нибудь они с Линдой состарятся, но пока что его разум не желал воспринимать такую перспективу. «Нет, — в очередной раз с негодованием отмел он от себя эту мысль, — мы не постареем, мы всегда будем молодыми».

Отвечая на письма, размышляя о будущем и своей роли творца нового искусства, Майкл тем не менее не забывал поглядывать на мониторы, на которые выводилось изображение того, что происходит с Номером Четыре. Похоже, в эти минуты девушка тоже спала, — по крайней мере, на протяжении последнего часа она практически не шевелилась. Майкл прекрасно понимал, что вряд ли ее сны столь же безмятежны и приятны, как у Линды. Он помнил, как Номер Один и Номер Два то кричали, то стонали во сне. Номер Три порой начинала рычать, чего-то требовать и при этом пыталась сорвать с себя ограничивавшие ее свободу цепи и веревки. Впрочем, еще более активно она предавалась этому занятию в часы бодрствования. С нею вообще было достаточно скучно, вспомнил Майкл, она только и делала, что пыталась сорвать оковы. Они с Линдой даже были вынуждены прервать трансляцию «Части третьей» раньше, чем им того хотелось бы: слишком уж тяжело было управляться с Номером Три и слишком однообразными получались сюжеты. Впрочем, именно у Номера Три Майкл многому научился и теперь собирался использовать весь полученный опыт в работе с Номером Четыре.

Несколько нажатий на клавиши, движение джойстиком — и одна из камер вывела на экран монитора крупный план пленницы. Ее губы были полуоткрыты, а челюсти тем временем, казалось, свело судорогой. «Неплохо, — подумал Майкл, — скоро она начнет стонать».

Бывает, человек стонет и кричит от того, что видит во сне. Бывает и так, что стон из груди вырывается от того, что видишь вокруг себя, когда просыпаешься. Что может быть страшнее: кошмарный сон или чудовищное пробуждение, — Майкл не знал. «Ничего, — мысленно усмехнулся он, — зато Номеру Четыре это отлично известно».

Он вздохнул, провел руками по длинным волосам и поправил очки. «Не сходить ли в душ, — подумал он, — все равно пока ничего не происходит». Вдруг Номер Четыре изогнулась всем телом и непроизвольно потянулась рукой к ошейнику на своем горле. «Интересно, что именно ей снится? — мелькнуло в голове у Майкла. — Может быть, она тонет во сне или ее кто-то душит? А может, ей кажется, что ее завалило землей и она вот-вот задохнется?»

Он решил не отходить от мониторов, потому что ему показалось, что девушка может с минуты на минуту проснуться. По опыту наблюдения за предыдущими пленницами он уже знал: мрачные кошмары порой настолько пугают людей, что те просыпаются от пережитого ужаса. Именно этого он и ждал сейчас от Номера Четыре, именно на это и рассчитывал.

Одной из его режиссерских задач было обеспечение своего рода «временно́го карантина» для узницы. Нужно было окончательно сбить с толку ее внутренние часы, чтобы она перестала воспринимать жизнь как последовательность каких-то привычных циклов: пробуждение утром, бодрствование днем, сон ночью. Такая дезориентация требовалась не только для того, чтобы окончательно запутать девушку, но и для того, чтобы облегчить задачу Майкла и Линды как продюсеров и промоутеров этого шоу. За «Частью четвертой» сериала «Что будет дальше?» наблюдали люди, живущие во всех часовых поясах мира, и чем менее предсказуемым и упорядоченным был ритм жизни Номера Четыре, тем с большей вероятностью каждый подписчик мог увидеть в удобное для себя время что-то интересное и зрелищное. С другой стороны, непредсказуемость сюжета представляла собой определенные трудности для Линды и Майкла как для непосредственных ведущих шоу: после бурного начала, требовавшего присутствия в студии и на площадке их обоих, они все чаще были вынуждены нести дежурство по очереди — просто для того, чтобы иметь возможность хотя бы немного отдохнуть и поспать. От этого ни Линда, ни Майкл не были в восторге. Им больше всего нравилось наблюдать за событиями вместе — делиться впечатлениями, предлагать новые идеи, возбуждаясь от увиденного. Увы! По мере того как накапливалась усталость, они все чаще были вынуждены лишь пересказывать друг другу то, что произошло на «съемочной площадке» за последние несколько часов. Майкла такая ситуация угнетала, но поделать он ничего не мог.

Во время съемок первых двух серий проблема усталости режиссеров оставалась неразрешенной. В итоге и Майкл, и Линда так измучились, что под конец у них едва хватило сил на то, чтобы «достойно» завершить работу.

После долгих споров и обсуждений они все же пришли к выводу о том, что прямую непрерывную трансляцию нужно заменить частично отредактированным и смонтированным видеорядом. Камеры по-прежнему фиксировали все, что происходит с пленницей: как она спит, что и как делает. Но при этом в четвертой серии в эфир выходили и повторы наиболее интересных моментов, и смонтированные фрагменты тех записей, в которых развитие событий казалось затянутым: все скучное попросту вырезалось. Судя по отзывам зрителей, большинство из них не возражали против такого «ретуширования» действительности и вмешательства режиссера и монтажера. Майкл стал профессиональным пользователем Final Cut и других программ для видеомонтажа. Он сумел добиться того, что смонтированные им эпизоды воспринимались большей частью публики как органичная и непрерывная последовательность действий.

Майкл многому научился у режиссеров, снимающих порнофильмы. Он убедился в том, что типичный потребитель порнопродукции, заинтересованный происходящим на экране, готов смотреть повторяющиеся многократно кадры совокупления актеров, воспринимая при этом каждый их стон и каждое движение так, словно видит их впервые.

Главным же недостатком и, пожалуй, даже врожденным пороком порнографии, как понял Майкл, была ее предсказуемость: как ни старались актеры и режиссеры разнообразить позы совокупляющихся и антураж, в котором происходят их встречи, все равно каждый ролик неизменно заканчивался практически обязательным семяизвержением партнера над жадно раскрытым ртом партнерши.

Майкл твердо решил, что в их шоу никакой предсказуемости, никаких стереотипных сюжетных ходов не будет.

Никто не сможет заранее догадаться, что случится с жертвой в следующую секунду. Непредсказуемым будет и время трансляции, и тема следующего эпизода.

Почти голая девушка, прикованная цепью к стене в абсолютно безликой комнате, была для Майкла лишь холстом, на котором ему предстояло написать еще до конца не продуманную, но, конечно же, шедевральную картину.

Майкл был бесконечно горд собой. В неменьшей степени он был горд за Линду. Кстати, признался он себе, именно она настояла на том, чтобы для «Части четвертой» «найти кого-нибудь помоложе и посвежее». В долгих спорах она сумела убедить Майкла в том, что увеличение риска, связанное с появлением в шоу слишком молодой героини, совершенно непропорционально всплеску популярности, а следовательно, и сумме платежей, которые они получат, как только по Интернету пройдет слух о пикантной режиссерской находке. Судя по всему, Линда не зря когда-то училась в бизнес-школе и на «отлично» сдала экзамен по курсу «Ведение коммерческих переговоров». Ее аргументы звучали логично и веско, а уверенность в собственной правоте эмоционально дополняла математические выкладки.