— Ну что налюбовались, — усмехнулся Ник Грегори. — Видишь, теперь я какой, — обратился он к Натали. — Выгляди я так всегда, ты бы в свое время не воспылала бы ко мне в столь горячими чувствами. Но теперь, как мужчина, больше я тебя не заинтересую. Ты же любишь красивых и богатых. Впрочем, я рад, что ты не осталась без мужского внимания. С такой замечательной заменой тебя только можно поздравить. Ты же всегда искала подобный экземпляр. К тому же урожденный князь. Не то что я непонятно кто. Так, какая-то помесь овчарки с дворняжкой. Одна только беда — беден, как французский клошар, с которым я однажды познакомился на вокзала Сен-Лазар. Но ничего, с твоей помощью дай бог и это изменится. Найдете картины, а их хватит на безбедную жизнь до самой смерти.

Не спрашивая разрешение, он сел на стул и достал сигарету.

— Ты отлично знаешь, что все было не так, — вдруг проговорила Натали. — Ты сам предал наши отношения. По-настоящему они тебе никогда не были нужны.

— Откуда тебе знать, что мне было нужно? И тогда и теперь. Лучше скажи, что мне оставалось делать. Вспомни, ты сто раз мне говорила одно и тоже: какие бы чувства я не испытывала бы, я все равно не буду с тобой, так как ты беден. Ты полагаешь, что эти твои реплики доставляли самолюбивому юноше большое удовольствие. Если что-то со мной и произошло то, что не должно было произойти, то знай, в первую очередь виновата в этом ты.

— И в том, что ты возненавидел Дмитрия Львовича, сделавшего для тебя столько много добра, тоже виновата я?

Лобанова охватила злость. Это разбирательство чужих отношений, которое проходило так словно его нет в этой комнате, ему было более чем неприятно.

— Не кажется ли вам, господа и дамы, что сейчас не совсем подходящий момент для подобных выяснений отношений. Мне кажется, у нас есть гораздо более важные дела.

Натали посмотрела на него и кажется догадалась, что он чувствует в этот момент.

— Ты прав, извини, — примирительно сказала она. — Просто иногда старые чувства оказываются, словно змеи, очень живучими. Давно для тебя человек потерял всякое значение, а вызванные им когда-то эмоции сохраняются и иногда налетают вновь. Хотя, конечно, это глупо, но что делать. Уж мы такие.

— Вот именно, — подтвердил Лобанов, — мы именно такие. — Рассказывай, что ты делал возле дома? — вдруг даже излишне резко, чем требовали обстоятельства, обратился он к Нику Грегори.

Ник Грегори затушил сигарету и нагло посмотрел на Лобанова.

— А разве не понятно. Смотрел, как вы устроились. Не надо ли чем помочь? Все же первая ночь на новом месте.

— Спасибо, у нас все есть. Даже ненужный нам гость, — усмехнулся Лобанов. — Хочу предупредить тебя, хотя нас и связывают какие-то там отдаленные родственные узы, но если ты не станешь отвечать на мои вопросы, тебе будет худо. Сам прекрасно понимаешь, сейчас не та ситуация, когда есть смысл призывать к гуманизму и милосердии. Да и гибель Веры Евгеньевны я тебе никогда не прощу.

Ник Грегори пожал плечами и усмехнулся.

— Предупреждаю: то, что я скажу, вряд ли вам понравится. Но если вы так настаиваете. Князь, вы сильно рассердили одного очень влиятельного господина. Рассердили так, что от одного вашего имени у него начинается сердечный приступ и пропадает аппетит. И вот чтобы сберечь свое сердце он готов пойти на самые радикальные меры. Думаю, не стоит вам объяснять, какие. А потому я вам не завидую. Живыми вам отсюда не выбраться.

— Этот господин находится в чужой стране. И в ней действуют законы.

Ник Грегори неожиданно расхохотался.

— Законы в этой стране действует для тех, кто не в состоянии заплатить, чтобы они не действовали. Не волнуйся, князь, уже здесь все под контролем. Я знаю, ты надеешься на помощь этого начальничка станичной милиции. Так вот, открою тебе страшную тайну: завтра он получит категорический приказ, чтобы не вмешивался в наши дела и держаться от тебя подальше. В противном случае его уволят из органов. Да не просто так, а с треском. До приезда сюда я даже не представлял, насколько могут быть продажными милицейские чины. Нет, князь, поверь, я бы не хотел быть на твоем месте. Послушай, Натали, против тебя он ничего не имеет и приговор вынесен только ему, — кивнул Ник Грегори на Лобанова.

— Ты же можешь спастись. Именно это я и шел сказать тебе. Хотя, как видишь, я при этом едва не погиб от рук твоего любовника. Один любовник убивает другого. Совсем как в пьесе, которую мы с тобой смотрели вместе на Бродвее. Надеюсь, ты не забыла. Но зачем тебе умирать вместе с ним. Это совершенно не рационально. А я теперь стал значительно богаче, чем раньше. Мы могли бы не так уж и плохо устроиться, ты будешь вполне счастлива, даже несмотря на мое лицо. А если к тому же найдем коллекцию, нас ждет весьма неплохой гонорар. У тебя есть один день на раздумье, потом от меня уже ничего не будет зависеть. Если ты решишь уйти от него, я буду послезавтра в восемь часов ждать тебя на площади возле церкви. Учти, это твой последний шанс.

Ник Грегори замолчал, затем встал со стула.

— Вот собственно и все, зачем я приходил. А теперь с вашего любезного разрешения, князь, я удаляюсь. Наша решающая встреча состоится не сегодня. Но очень скоро.

Ник Грегори двинулся к выходу из комнаты. Его путь пролегал рядом с Лобановым, но он не сделал ни одного движения, чтобы задержать его. На пороге Ник Грегори остановился.

— Не будете ли вы столь любезны, князь, и не отдадите мой пистолет?

Лобанов посмотрел на него и кинул ему оружие. Ник Грегори ловко его поймал.

— Спасибо, — сказал он. — И до встречи.

Его шаги еще несколько минут звучали по лестнице, затем хлопнула входная дверь. Но Лобанов не пошел ее запирать. Он оставался стоять на месте, словно его ботинки приклеились к полу.

— Что ты намерена делать? — наконец, после продолжительного молчания спросил он.

Натали подняла голову.

— О чем ты?

— Ты отлично знаешь, о чем. О предложении нашего дорогого гостя.

— Я буду думать над ним. И непременно сообщу тебе о своем решении. Но сейчас мне хочется продолжится прерванное занятие, то есть снова погрузиться в сладкий сон. Тем более он же дал нам про запас целый день.

— Какая щедрость, — усмехнулся Лобанов.

Натали слегка раздраженно пожала плечами.

— Извини, но я в самом деле хочу спать,