Итак, я пересекла границу и оказалась в Кастилии-ла-Манча. Сама эта провинция не особо привлекает туристов, зато Толедо, ее столица, справляется с этим очень даже хорошо. Кастилия-ла-Манча представляет собой засушливую и заброшенную равнину под названием Испанская Месета. И вопреки красноречивым утверждениям Генри Хиггинса, героя фильма «Моя прекрасная леди», в этой части Испании редко идут дожди. Сочетание La Mancha происходит от арабского и означает «сухая, безводная земля». Мрачные участки этой равнины усыпаны оливковыми рощами, страдающими от пыли, и унылыми, скучными маленькими городками, между которыми автобусы курсируют лишь раз в день. Здесь, в Ла-Манче, родился Педро Альмодовар. Он жил в маленьком городке под названием Кальсада-де-Калатрава, а потом его семья переехала в Эстремадуру. Тогда Педро было восемь лет. Позднее он говорил о своем родном крае так: «Эта земля угнетает настолько, что невозможно постичь ее краски и цвета».

Альмодовар не мог творить в таких условиях. (А когда его мать вернулась в Кальсаду, где она живет и теперь, соседи пожаловались ей на то, что ее сын нелестно высказывается о своем родном крае.) Но раньше художники считали, что эта засушливая земля совсем не угнетает сознание, а, наоборот, воодушевляет на создание картин. Эту испанскую область интеллигенция отождествляла с «поколением 98 года». Именно в этот год Испания потеряла свои последние колонии вследствие ожесточенной войны с США, унесшей много жизней. Тогда гордой и славной империи пришел конец. Испания оказалась далеко позади всех остальных стран Западной Европы, которая в прямом смысле стала разрастаться заводами во время наступившей промышленной революции.

Поэт Антонио Мачадо так писал о том времени:

«Бедная и жалкая Каталония! Ее даже не узнает ее правитель, она завернута в лохмотья и глядит на всех с презрением». Madre Dios! Целая страна была тогда на грани нервного срыва.

Испании в тот период было не до сна. Люди были в отчаянии, а страна оказалась на краю пропасти. Неужели измученные и переутомленные работой испанцы добавляли в свой гаспачо барбитураты, вызывающие расстройство нервной системы, так же как и спустя целый век это стали делать странные женщины Альмодовара?

Да, такой вариант не исключен, поскольку в начале века барбитураты пользовались особой популярностью. Их принимали в виде снотворного средства веронал. Но существовала одна проблема, связанная с дозировкой этого препарата. Дело в том, что химики на тот момент не установили допустимую норму приема снотворного, и люди, приняв слишком большое его количество, могли спать либо весь день, либо полдня. Так в чем же виновата Испания, спрашивает «поколение 98 года»?

Франсиско Гинер де лос Риос писал: «Сменилось уже не одно поколение умных и талантливых людей. Но политическая катастрофа отбросила нас к началу пути. Мы так глубоко разобщены: католики и либералы, правые и левые, что никогда не научимся ценить знания и достижения других».

Испания, оказавшаяся на пороге нового столетия, не имела ничего общего с могущественной Испанией, какой она была в прошлом веке. Но писатели того времени, воспевая пейзажи Кастилии, которые были для них символом стоицизма и неиссякаемой силы, главных достоинств их родины, очень надеялись возродить Испанию и увидеть ее вновь великой страной.

Возможно, источником их вдохновения служили многочисленные замки Кастилии, хранящие великое прошлое христианской Испании и наследие Ла-Манчи времен Реконкисты. Иберийская Месета, огромная центральная равнина, сыграла важную роль в те далекие времена, когда христиане боролись за Испанию, захваченную маврами. Месета была стратегически важным пунктом, своего рода ядром страны, и христиане надеялись объединить ее под собственным флагом. Тогда замок, стоящий на этих землях, имел особые, специальные укрепления, которые должны были служить для защиты самого сердца Испании. Неплохое место для ночлега, подумала я.

Итак, я приехала в Оропесу. Было время обеда. Дворец, находящийся здесь, граничит с замком, который раньше был родовым имением герцогини Альба. Он был построен в XV веке прапрапрапра-дедушкой той самой герцогини, которая проказничала когда-то с Гойей в Санлукар-де-Баррамеда и ступня которой была утрачена уже после смерти герцогини при перезахоронении ее тела. Сейчас этот дворец, называемый parador (парадор), входит в целую сеть отелей, принадлежащих государству, которое делает все возможное для продвижения культурного наследия Испании.

Парадоры появились в 1920-х годах благодаря диктатору Мигелю Примо де Риверу. Он прожил недолгую жизнь. В городе Херес ему поставлен памятник — излюбленное место голубей. Отреставрированных парадоров не так много. Часть из них представляет собой историческую ценность. Например, парадор в Сантьяго-де-Компостела расположен в здании госпиталя для пожилых паломников. А парадор в населенном пункте Фуэтеррабиа, что на границе с Францией, это средневековый замок, которому уже тысяча лет и который был владением сановников Хуаны Безумной, Карла V и Филиппа IV (возможно, что именно сюда она привезла тело своего покойного мужа). В Гранаде тоже находится парадор. Это монастырь, построенный на территории Альгамбры.

Он настолько красив, что для того, чтобы попасть сюда, нужно позаботиться об этом заранее и забронировать номер не позже чем за полгода.

Мне, к счастью, повезло: я остановилась в парадоре Оропесы, который не был таким популярным, и мне удалось забронировать номер за два дня до приезда. Администратор гостиницы оказался человеком невысокого роста — всего чуть больше полутора метров, да к тому же еще и болтливым.

— Ах, вы любите ездить на велосипеде, — начал он, глядя на спортивную экипировку и мои ноги, испачканные машинным маслом. — Вот когда был помоложе, я уже не говорю о том, когда был маленьким, потому что и сейчас небольшой… — громко произнес он, смеясь над собственной шуткой.

Думаю, что она была его коронным номером, и он повторял ее при каждом удобном случае.

— Раньше я ездил на велосипеде каждый день, курсируя между деревней и фабрикой в городе, где работал. Каждый день получалось по двадцать километров — туда и обратно. А по праздникам отправлялся в деревню к родителям, это подальше… и все время на велосипеде…

Он все рассказывал и рассказывал о себе. А я улыбалась, кивала в ответ, вставляя из вежливости банальные фразы по ходу его монолога:

— Боже мой! Как же это далеко!

Говоря все это, я боролась с желанием поскорее уйти в свой номер. Когда я взяла сумки и уже намеревалась идти, он громко сказал мне, словно останавливая:

— Нет, нет, нет! Это моя работа!

И вот этот крошечный мужчина взял мой багаж. Он поковылял к моему номеру, то и дело спотыкаясь. Было очевидно, что мои сумки слишком тяжелые. Я же шла рядом налегке.

Тот факт, что мне удалось забронировать номер за столь короткое время, объяснялся, вероятно, тем, что этот крохотный мужчина, работавший за стойкой администратора, а по совместительству еще и гоняющий с удовольствием на велосипеде, имел достаточно свободного времени, чтобы поболтать с кем-нибудь всласть. Номера в отеле были просторными и комфортными, но делать в Оропесе было нечего, кроме как часами лежать в ванне или смотреть что-нибудь по кабельному телевидению, щелкая кнопками пульта.