— От вас тепло такое приятное, и вот тут, — прервав на мгновение попытку объять необъятное, в смысле торс декана, указала на свою левую грудь, потом опять обняла недочерта, — и мне без этого тепла сейчас совсем плохо. Совсем-совсем…

Раздался хриплый взбешенный рык. А затем и злющее:

— Золотой корень. Черт, Григорьева, тебе лекарь не поможет!

— Я не черт, я ведьма, — промурлыкала, потершись носом о мускулы некоторых.

Приятственно…

Резко сменив направление, Владлен Азаэрович зашагал вглубь сада, зло проговаривая:

— Эта дрянь к утру выветрится сама, но сейчас ее ни магией, ни лекарскими отварами не снять. Тьма! Спать будешь у меня. И да — придется связать. Уж извини.

— Мур-р, — раздалось из меня, потому что мне было тепло, хорошо и становилось все приятнее.

— И ни есть, ни пить тебе сейчас нельзя, — продолжил декан. — Любая пища продлит действие корня. Преисподняя, за что мне это?! Черт! Все проклятые черти ада! Жаль, не добил мразь, но утром найду и урою!

Такой суровый зломордушечка, я просто таю. Тая окончательно, подняла руку, ту самую, которой за шею обнимала, и нежно по щеке погладила.

— Стаська, хватит! — рыкнул недочерт.

А губы у него такие мужественные, четко очерченные, кра-си-выя…

— Стася, — дернув головой в попытке скинуть мои пальцы с его губ, прорычал Владлен Азаэрович.

И шея такая широкая, мужественная, и даже кадык красивый…

— Станислава, пожалуйста, прекрати, — взвыл декан чертового факультета.

Не, ну такие губы красивые, просто ни глаз не оторвать, ни пальцы, вот.

Мы, видать, пришли куда-то, потому что Владлен Азаэрович взбежал по ступеням, рыкнул на кого-то «Изыди, Мара» и после прошел в дом, затем взлетел на второй этаж и понес меня в спальню… В животе как-то сладко и тепло заныло и стало еще приятнее…

— Не дыши так, — рявкнул на меня декан. — Мрак, придется простынь порвать.

— Зачем? — томно поинтересовалась я, снова водя пальчиками по недочертовским губам.

Отвечать никто не стал. Владлен Азаэрович внес меня в свою спальню, уютненькую такую, в бежево-золотистых тонах, поднес к постели и…

— Раздеть нужно, — доверительно сообщила ему, потянувшись поближе к манящим меня губам. — Я же по пустыням всяческим прямо на песке валялась, нельзя меня прямо вот так в кровать укладывать.

В спальне раздался рык. Какой-то протяжный и обреченный.

— Спать будет неудобно, — обвивая шею декана уже двумя руками, прошептала я. — Песок там везде, а у меня кожа нежная… Хотите, покажу?

— Г-г-григорьева, — меня грубовато поставили на ноги, что ничуть не помешало продолжать обнимать мужика за шею, после решительно от себя отцепили. — Ты сама раздеться сможешь?

И даже врать не пришлось, когда я весело и торжествующе ответила:

— Нет, меня ноги не держат и руки не слушаются. А вы… — и я с придыханием притиснулась ближе, — вы такой сильный, мужественный, красивый… вы точно справитесь.

— Аут, — простонал почему-то вконец несчастный Владлен Азаэрович.

Не став комментировать, потерлась щекой о его грудь, прижимаясь всем телом.

— Григорьева, — голос у декана осип, — ты постой минутку, тут где-то кикимора ошивалась, лучше она тебя разденет.

— Не-е-е, — запротестовала я, коварно расстегивая пуговку на животе Владлена Азаэровича так, чтоб посягательства не заметил, — она на меня плюнет.

Вторая пуговка тоже была аккуратно расстегнута. И третья. А некоторые продолжали стоять, запрокинув голову вверх и тяжело дыша при этом. Пришлось поторопить:

— Владлен Азаэрович, а я, между прочим, в кроватку хочу, а вы меня вот совсем, ну ни капельки не раздели. Стыдно, Владлен Азаэрович.

— Стыдно будет утром, и не мне, Стасенька, — хрипло ответил он.

Утро представилось мне крайне далеким и растяжимым понятием, а потому внимания не заслуживало вовсе. Зато кое-что другое внимания очень даже требовало.

— Корсет жмет, — захныкав, жестоко соврала я. — Лежала-то на песке, неудобно.

Владлен Азаэрович, перестав смотреть в потолок (и что он в нем нашел, вообще не понятно), медленно опустил голову, взглянул в мои честные-пречестные, наивные-пренаивные, искренние-преискренние глаза и сдался.

— Руки вверх, Стась.

Подняла. И взгляд стал вконец и честный, и невинный.

Укоризненно покачав головой, декан чертового факультета, не заметив, что у него, между прочим, уже все пуговицы на животе расстегнуты, потянулся к завязкам на корсете. Осторожно, чтобы не дергать, развязал ленту, после высвободил все крючки и хрипло выдохнул, едва я вздохнула свободной грудью. Нет, там еще сорочка коротенькая была, не на голое же тело корсет цеплять, но она была такая тоненькая и полупрозрачная.

— Теперь юбка, — продолжая стоять с поднятыми руками, напомнила я застывшим недочертям.

Владлен Азаэрович тихо выругался, но затем медленно, скользя по всей мне напряженным взглядом, опустился на корточки, взялся обеими ручищами за мои бедра, на ощупь разыскивая застежку. А она сзади! А я ему говорить об этом не стану, потому что и от взглядов, и от прикосновений ну вообще так на душе хорошо. И руки у декана чертового факультета такие теплые, даже почти горячие, и дыхание моего обнаженного живота касается, и от него даже рубашечка колышется, и приятственно…

— Стасенька, — спустя длительное, тщательное и поглаживающее исследование моих бедер заговорил Владлен Азаэрович, — а застежка где?

— Сзади, — не стала я врать.

— Да?! — ручищи стиснули основательно. — А молчала ты почему?

— А чего говорить? — невинно поинтересовалась я. — Мне и так хорошо.

Глухой рык, после чего декан чертового факультета сжал в объятиях и лицом уткнулся в мой живот. Совсем приятно стало! И замечательно, и сладко.

Жаль, что совсем-совсем ненадолго, потому что Владлен Азаэрович, игнорируя мое приятственное состояние, резко развернул и, придерживая за талию одной рукой, второй начал старательно разыскивать застежку. А там молния потайная… Но я опять-таки молчу, потому что мне совсем хорошо.

— Стасенька, — раздалось рычащее через некоторое время, — застежки нет. Судя по тому, что я вижу, юбку зашивали прямо на тебе.

Томно вздохнув и подумав, что уже устала держать руки поднятыми вверх, я их опустила, причем не куда-нибудь, а на голову недочерта, с наслаждением погладила смоляные волосы и прошептала:

— Это не логично, Владлен Азаэрович, сама я шью преотвратно, а на мне с утреца зашивать было некому. Застежка там, потайная, вы ищите лучше, не отвлекайтесь.

Молчание и хриплый вопрос: