– Прощай, храбрый воин, готовый убить безоружную женщину, – насмешливо произнесла она. – Да не суй в наш мир свое копье, а то наконечник как раз здесь останется…

Воин поспешно отдернул копье. Дверь закрылась.

Несколько мгновений Юмми отдыхала, опустив уставшие руки. Затем снова прочла заклинание, нащупывая мир Рыси. Они разные, миры… Как только дедушка мог ошибиться так грубо, открыв не одну, а сразу три Двери, две из которых вдобавок нездешние? Он слишком поспешил или, вернее, уже был болен, а ведь каждая Дверь связана с другими невидимыми упругими нитями… Настоящий чародей чувствует их и не натягивает чересчур сильно.

И все-таки хорошо, что дедушка тогда ошибся, нечаянно подарив ей счастье! Плохо, что он упорствует в заблуждении, вот ищи его теперь…

Шанги, чародей мира Рыси, по обыкновению, появился раньше, чем Юмми устала ждать. Скорее всего, он и жил подле Двери, у некоторых племен водятся такие порядки. Особенно у тех, чья Дверь давно известна соседям и потому уже не нуждается в маскировке.

– Мира и удачи тебе и твоему народу, Шанги! Ты узнал меня?

Чужой чародей стоял в пятне дрожащего воздуха, скрестив руки на груди, и в его глазах стыл лед.

– Я узнал тебя, бывший ученик Скарра. Но я не могу пожелать мира и удачи тебе и твоему народу, нарушившему Договор.

– Почему? – крикнула Юмми. – Что мы сделали вам, детям Рыси?!

Шанги постоял, слегка наклонив голову набок, и, как видно, дивился вопросу.

– Нам – ничего, – сказал он наконец. – Кроме того, что ваш мир теперь бесполезен для нас, поскольку мы никогда не станем просить помощи у тех, кто попрал Договор. Но мы сильны, и нам нет нужды просить помощи… Скорее уж помощь понадобится вам.

– Вряд ли. – Юмми весело тряхнула головой, сбрасывая с лица вороную прядь. Жаль, Шанги не был вчера на празднике и не видел силу трех слившихся племен, а то бы он не рискнул брякнуть такое… Военная помощь! Скажи такое Хуккану, например, – помрет со смеху…

– И все-таки помяни мое слово, – негромким голосом продолжил Шанги, – помощь вам понадобится раньше, чем нам. И мне даже немного жаль вас, потому что помощи вы не получите. Ни от нас, ни от других. Скажи, ты начала с меня или уже разговаривала с чародеями из других миров?

– Я хотела поговорить с Ханни, – призналась Юмми. – Только он…

– Не захотел разговаривать? Я так и думал. Можешь после меня не тратить зря времени: другие тоже не захотят.

На миг Юмми повесила голову, затем словно что-то толкнуло ее под подбородок. Нельзя унижаться ни перед кем, особенно перед чужими. Чародеи всегда говорят на равных!

– Тогда ответь мне, мудрый Шанги: почему со мной разговариваешь ты?

Чужой чародей кривовато улыбнулся.

– Мы со Скарром были друзьями. И в память этой дружбы я хочу кое о чем спросить. Расскажи мне, как он умер.

– Я… – Юмми вздохнула. – Я не знаю… Разве он умер?..

– Вождь мог сойти с ума, кудесник – нет. Скарр никогда не допустил бы нарушения Договора, он либо сумел бы настоять на своем, либо умер. Как он умер?

– Он… он ушел, – не сдержавшись, Юмми всхлипнула. – И я не знаю куда…

Лицо Шанги выразило сильнейшее недоверие.

– Ушел из племени? Чародей? Повтори, я не понял. Ты хочешь сказать, что старика не догнали? Или что за ним не гнались?

– Я купила ему жизнь! – крикнула Юмми, уже не обращая внимания на покатившиеся из глаз слезы. – Только он все равно ушел… Я не знаю, жив ли он! Хотела спросить тебя…

– Почему меня? – Шанги, кажется, удивился.

– Потому что слухи ползут из мира в мир через чародеев! Я думала, может быть, ты слышал что-нибудь…

Шанги покачал головой:

– Пока нет. Но если я и узнаю что-нибудь, не рассчитывай узнать через меня. Это последний наш разговор. В следующий раз не открывай Дверь – в лучшем случае ты можешь рассчитывать на то, что в память о бывшем союзе по Договору тебя ткнут копьем не насмерть. Хотя, по правде говоря, и этого я тебе не могу твердо обещать… Да, вот еще что, тоже в память о былом: дам тебе совет. Внуши Растаку, чтобы завалил камнями вашу Дверь. У нас много молодых воинов, которым не терпится прославиться и набрать добычи, а Договор запрещает набеги в иной мир лишь на тех, кто верен Договору. Ты меня поняла?

Юмми молча кивнула. Да и что можно было сказать?

– Тогда прощай. – Шанги в свою очередь поднял руки, перехватывая Дверь. Легко выскользнув из рук Юмми, она растаяла без следа.

Торопясь, Юмми бегом спускалась с седловины Двуглавой. Гнал ужас. Просто чудо, что она ни разу не оступилась. Покатилась бы, оставляя на камнях клочья одежды и кожи, – вот был бы соплеменникам повод для пересудов о новобрачной! И только когда резануло глаз небывалое многолюдство в деревне, она немного успокоилась и уже чинно, достойно проследовала к своей новой землянке – варить еду и ждать пробуждения мужа. Нет, Шанги ошибается или попросту злобствует… Вон сколько людей – кому одолеть такую силищу? Договор Договором, а сила силой. Как повернется дальше, не скажут даже боги, этого не знает и сама Мать-Земля. Пока ясно только одно: у племени Земли больше нет Двери.

Ну и не надо.

Веселая то для дружины пора…

А.К. Толстой

В самую глухую зимнюю пору иногда наступают такие дни, что даже закоренелый циник и мизантроп выйдет из дому, взглянет на солнышко, подивится на опушившийся серебром лес, помотает башкой в немом восхищении да и простит создателю все пакости жизни. Южный ветер сух и нежен, не обжигает лицо, не швыряет в глаза снежную крупу, а в долину, защищенную от зимней непогоды почитай со всех сторон, проникает лишь слабым дуновением. Низко пригнув лапы елей, что растут за бывшим жилищем бывшего кудесника Скарра, лежат – и не колыхнутся – пласты искристого снега. По другому берегу замерзшего ручья лениво тянутся в небо дымки из-под стрех и словно одеялом накрывают селение. Всюду горят очаги, варится пища. Кажется, что вкусный обед ждет охотников, ушедших с утра в лежащие на восходе безлюдные леса брать облавой лосей, пятнистых косуль, кабанов и всякого зверя, что по воле Земли-Матери принужден служить пищей человеку.

Обед и верно – ждет, да только не охотников…

Вовсю дымит кузница, а на Плавильной горе дымков не видно: не тот ветер, чтобы разжигать печи. Нужно сильное дутье прямо в печное поддувало, иначе медь может и не выплавиться из руды. Понятно, нетрудно приспособить для дутья мехи, вроде тех, что раздувают кузнечный горн, как однажды предлагал поступить Юр-Рик, да только незачем: нехватки в готовой меди нет, и рано или поздно все-таки задует настоящий свирепый ветер с восхода или полуночи. Зато в кузнице дел невпроворот.

Крики, команды, иногда затрещины нерадивым подросткам, приставленным постигать трудную науку. Со скрипом качаются тяжелые мехи – вверх-вниз, – и страшно гудит пламя в особой, из лучших камней сложенной печи. Жар от камней такой, что на десять шагов вокруг стаял снег. Где-то там, внутри, ноздреватая медь размягчается и начинает течь, собираясь в наклонный глиняный поддон к вмазанной в отверстие каменной пробке. Разъемные каменные формы перед заливкой специально греют подле печи, чтобы промерзлый камень не лопнул, приняв в себя огненную медь. Сразу видно, где что отольется: вот тут выйдет заготовка для короткого меча, в соседней форме получатся сразу два боевых топора, а вот малая, но сложная форма с узкими каналами – для наконечников стрел. Примостившийся неподалеку старик камнерез доводит до ума новую форму – в ней на пробу отольется придуманный Юр-Риком особо длинный наконечник к метательному копью.