Мариэль была первой, кто увидел начало их новых земель, бескрайние степи с одной стороны, лес и скалы с другой. Она вдохнула теплый весенний воздух полной грудью и пустила Грома галопом, отрываясь от остальных и уносясь далеко вперёд. Ей раньше не приходилось бывать в этих краях, она мчалась всё дальше и дальше к горизонту. Конь, вырвавшись из сковывающего движения леса, летел как свободный ветер по родным просторам, когда-то он уже бывал здесь, подрастая в диком табуне.

Мариэль тоже пришла в восторг от этой согретой солнцем девственной земли, только волнующиеся серым ковылём степи, под ясным синим небом и бескрайняя свобода.

Вернувшись обратно к азаронцам, она застала побелевшего от злости Итана, он ничего ей не сказал, только яростно сверкнул своими стальными глазами.

— Я чем-то расстроила вас, Итан? — усмехнулась Мариэль. — Но я могу делать всё, что захочу, ведь я свободна! Разве нет?

Он наклонился поставить свою походную сумку на землю, и его лицо на мгновенье исказилось злобным оскалом, стирая учтивую маску, и это опять укрылось от её взгляда. Когда он выпрямился то снова, как и прежде владел собой:

— Конечно, свободны, но нашей правительнице нельзя никуда отлучаться одной без охраны. Чужие земли, неведомая опасность, наши враги, всё что угодно может подстерегать нас здесь, а вы легкомысленно носитесь на своём … коне, — процедил он сквозь зубы.

— Когда мне будет нужно послушать ваши воспитательные наставления, я вас позову, и вы продолжите. Не портьте своим выражением лица людям радость.

— Люди Азарона! — она громко обратилась к остальным, — Смотрите — это ваши новые земли! Мы добрались!

Азаронцы в ответ издали радостный вопль, поднимая победоносно вверх обе руки и потрясая сжатыми кулаками. И она снова сорвалась с места, уносясь галопом к скалам, ей хотелось получше осмотреть каждый участок новой земли.

Позже Итан взяв её коня и объехав окрестности, выбрал самое удачное место для окончательной стоянки.

— Мы будем строить здесь крепость! Огромную крепость с городом внутри неё и назовем его Новым Азароном! — объявил он людям, — Вы все хотите снова жить в домах и вести привычную для вас жизнь как в наши лучшие времена на Азароне, так приложите же к этому все ваши силы и умения. Возродим нашу былую славу на новом месте!

И люди воодушевлённо, с завидным рвением принялись воплощать свои мечты в реальность. Камень к камню, бревно к бревну. Работа кипела каждый день с утра до позднего вечера под неусыпным контролем ван Мида. Каждый азаронец и стар и мал, вносил в эту работу свой вклад, никто не отсиживался в стороне. Никто кроме Мариэль. Она долго выслушивала уговоры ван Мида не принимать никакого участия в физическом труде и, наконец, сдалась. Она и сама чувствовала, что её состояние не позволит делать ей усилия. Поэтому Мариэль целыми днями поддерживала азаронцев морально, проявляя живой интерес ко всему, что они делают. Они видели её искреннее участие и желание помочь и с ещё большим энтузиазмом продолжали работу. Она наблюдала за всем, будь то рытьё глубоких колодцев или возведение каменных стен, или приручение диких лошадей, приготовление пищи или отдых. Азаронцы слились в одну большую семью, невозможно было разделить их на отдельные пары, нельзя было понять, где чьи дети. У них была только одна общая цель — возродить город. Не было места ни весельям, ни праздникам, ни личным отношениям. Мариэль не раз заостряла внимание ван Мида на том, что людям нужна разрядка, хоть изредка надо давать им возможность расслабиться, но он не желал её даже слушать. У него находилось множество аргументов чтобы доказать ей, что любая остановка в работе принесет всем только вред, иногда его упрямство страшно злило её.

И что её очень удивляло, люди не жаловались на усталость и напряженный жизненный ритм, ни один человек не сказал ей ни слова об этом, они послушно выполняли указания ван Мида.

Днём, Мариэль не позволяла себе думать о своих глубоких и личных проблемах, она гнала от себя все мысли об этом, сосредотачиваясь только на проблемах азаронцев. Зато ночью, она была предоставлена только самой себе и своим невесёлым мыслям. Её страшно тревожило отсутствие Джона, он никогда раньше не пропускал её дня рождения. Уже месяц, как ей исполнился двадцать один год, правда она не сказала об этом ни Итану, ни кому из азаронцев, а её брат так и не появился, даже не прислал ни одного дивийского сообщения о себе. Хаты тоже не пытались наладить с ней связь, хотя были ближе всего к ней и могли бы мысленно общаться с ней на расстоянии, они то знали о её беременности, но никто из них не пытался поинтересоваться о том, как она. Охийцы так же игнорировали её существование, после того послания Ваас больше не давал о себе знать, ей стало казаться, что о ней все забыли, отказались от неё. Мариэль ни с кем не делилась своими мыслями по этому поводу, потому что не надеялась, что её поймут, хотя знала, что Итан догадывается о её терзаниях, её выдавали полные тревоги глаза, но он по-прежнему ни о чем не спрашивал.

Особенно тяжело ей было по ночам в полнолуние. Мариэль гуляя теплой ночью, смотрела полными слёз глазами на Луну и её губы тихо шептали — «Орланд, Орланд». Она не знала, что где-то на другом конце этого мира такими же лунными ночами он так же поднимал свои печальные глаза и, глядя на Луну, думал о ней, бессильно сжимая кулаки — «Мариэль!» беззвучно шептали его губы. Между ними была пропасть, которую они сотворили сами. И эта пропасть росла параллельно росту её живота и уходящему времени.

Абсолютно всем даже детям стало понятно, что она ждет ребёнка, её живот заметно округлился и привлекал к себе любопытные взгляды. Её ребёнок будет первым, кто родится в Новом Азароне. Азаронцы считали, что если их королева родит здорового малыша, значит, проклятье Диназы будет снято со всего народа и дитя станет символом зарождения и нового роста азаронцев.

Когда она первый раз ощутила, как внутри неё шевелится живой комочек, то пришла в неописуемый восторг и с этого времени стала разговаривать со своим малышом. Мариэль уединялась где-нибудь подальше от стройки, гладила свой живот через платье и разговаривали с ним, но только на охийском, так чтобы никто не смог подслушать, о чем она воркует, и ей очень хотелось, чтобы малыш слышал язык своего отца. Очень часто возле неё играл десятилетний мальчик, озорной и смышленый. Он всегда подходил к ней и с интересом слушал чужую речь. Мальчишка ненавязчиво, но упорно пытался привлечь к себе её внимание. Мариэль однажды не выдержала и поманила его к себе. Так у неё появился новый друг.

— Как тебя зовут мальчуган? — улыбнувшись ему, спросила она.

— Сивилл, госпожа, — оживленно ответил тот.

— Ты так часто приходишь сюда, твои родители там на строительстве?

— Мои родители лишь наблюдают за этой стройкой … с того света. Я круглый сирота. Моего старшего брата убили в последнем сражении, а родители погибли ещё на Азароне. Зачем вы разговариваете с ещё не родившимся ребенком на чужом языке?

— Он слышит меня, его успокаивает мой голос, а этот язык — родной язык его отца, — нехотя ответила Мариэль.