Согласно же Горбачевскому, «миролюбивый вид мятежников ободрил майора Трухина. Надеясь обезоружить их одними словами, в сопровождении нескольких солдат и барабанщика, он подошел к авангарду и начал еще издалека приводить его в повиновение угрозами и обещаниями, но, когда он подошел поближе, его схватили Бестужев и Сухинов, которые, смеясь над его витийством, толкнули его в средину колонны. Мгновенно исчезло миролюбие солдат: они бросились с бешенством на ненавистного для них майора, сорвали с него эполеты, разорвали на нем в куски мундир, осыпали его ругательствами, насмешками и, наконец, побоями[399].

В Василькове к мятежникам присоединились еще три роты: 3-я, 4-я и 6-я мушкетерские. 3-й ротой командовал Щепилло, 4-й – штабс-капитан Карл Маевский. Командир же 6-й роты, капитан Андрей Фурман, член тайного общества, участия в восстании не принял; его ротой командовал поручик Сухинов.

* * *

В начале восстания Муравьев-Апостол столкнулся с еще одной проблемой, о которой его давно предупреждал Пестель, – с проблемой финансового обеспечения будущего похода. Выяснилось, что командир полка успел спрятать полковую казну. В штабе остался только ящик с артельными деньгами – собственностью нижних чинов. Ящик был вскрыт, и там оказалось около 10 тысяч рублей ассигнациями и 17 рублей серебром. Естественно, на длительный поход этих денег хватить не могло, и пришлось немедленно изыскивать дополнительные средства.

Самым простым способом пополнения казны оказалась продажа полкового провианта. Муравьев-Апостол «приказал вытребовать из Васильковского провиантского магазина на январь месяц сего года провиант и продать оный». Кроме того, деньги постарались получить с местных коммерсантов, полковых поставщиков. Согласно показаниям одного из таких поставщиков, купца Аврума Лейба Эппельбойма, его силой привели к подполковнику, который «грозил ему, Авруму Лейбе, не шутить с ним». Присутствовавший при разговоре поручик Щепилло присовокупил, что поставщик «будет застрелен, если не даст денег». Перепуганный коммерсант деньги достал, одолжив их в местной питейной конторе. Сумма составила 250 рублей серебром (около тысячи рублей ассигнациями).

От тысячи до полутора тысяч рублей (по разным свидетельствам) принес Муравьеву прапорщик Александр Мозалевский, командир караула на Васильковской заставе. Деньги эти были отобраны у пытавшихся въехать в город двух жандармских офицеров – тех самых Несмеянова и Скокова, которые 25 декабря привезли Гебелю приказ об аресте Муравьевых-Апостолов.

«Подъезжая к заставе, – показывал впоследствии поручик Несмеянов, – остановлены были стоящим там караулом, который почти весь был в пьяном виде, и когда доложили о приезде нашем находившемуся тогда в карауле прапорщику Мозалевскому, то он, выскоча ко мне с азартом и бранью с заряженным пистолетом, угрожал мне смертию, ежели я осмелюсь противиться, приказал солдатам взять меня с саней, сказывая: “Он приехал погубить нашего Муравьева”, ввели в караульню, посадив под арест, приказалиобыскивать; сам Мозалевский сорвалсменя сумку, вкоторой хранились казенные деньги и собственные мои 80 рублей, подорожная тетрадь на записку прогонов и все бумаги, у меня бывшие; и когда все сие выбрал из сумки, дал солдатам из оных денег 25 рублей, говоря: “Нате вам, ребята, на водку”. Покудова Мозалевский разбирал сумку, солдаты обыскивали меня, нет ли еще где каких денег и бумаг, издеваясь надо мною самым обидным образом; при обыске меня солдатами я сказывал прапорщику Мозалевскому, за что поступают со мною так жестоко, но он начал мне более угрожать смертию, прикладывая мне к груди заряженный пистолет, говоря “сей час застрелю”».

Через сутки после ареста жандармы были отпущены по личному приказу Сергея Муравьева. Однако деньги им, естественно, не вернули. Когда же один из них попытался намекнуть об этом лидеру мятежников, утверждая, что они «не имеют способу, чтобы добраться до полку», «то Муравьев, вынимая заряженный пистолет, сказал: “вот тебе способ, ежели ты более будешь говорить”; потом, вынимая ассигнацию 25 рублей, бросил на землю и уехал».

Трудно сказать, каким образом Муравьев-Апостол собирался тратить полученные деньги – мизерную сумму, если иметь в виду поход мятежного полка на столицы. Однако логика мятежа подсказала основную «статью расхода» – подкуп нижних чинов.

После истории с полковым командиром у Муравьева больше не было законных оснований для командования солдатами. Оставалось надеяться на их «доброе отношение» и на силу денег. Уже 29 декабря унтер-офицер Григорьев получил от своего батальонного командира 25 рублей за помощь в побеге из-под ареста. В последующие дни восстания и сам руководитель мятежа, и его офицеры активно раздавали деньги солдатам – в этом на следствии они сами неоднократно признавались. И если раньше, до восстания, раздача денег солдатам могла быть оправданна желанием облегчить их тяжелую жизнь, то теперь речь могла идти только о покупке их лояльности. Солдаты брали деньги очень охотно. Именно на эти цели ушли все «экспроприированные» у жандармов суммы.

И в глазах солдат Муравьев-Апостол быстро превратился из обличенного официальной властью командира в атамана разбойничьей шайки. Раньше его приказам они обязаны были подчиняться под угрозой наказания. Теперь же за исполнение приказа подполковник стал платить – а значит, этим приказам можно было и не подчиняться. В тот же день, 30 декабря, нижние чины уже настолько осмелели, что стали приходить на квартиру батальонного командира «в пьяном виде и в большом беспорядке». По свидетельству одного из случайно оказавшихся в Василькове офицеров, солдаты просили у Муравьева «позволения пограбить, но подполковник оное запретил»[400].

В Василькове руководитель мятежа понял, что не знает, куда вести свое войско. На следствии Муравьев-Апостол покажет: «Из Василькова я мог действовать трояким образом: 1) идти на Киев, 2) идти на Белую Церковь, и 3) двинуться поспешнее к Житомиру»[401]. В Белой Церкви был расквартирован 17-й егерский полк, в котором служил член Южного общества подпоручик Александр Вадковский, брат Федора Вадковского. Вадковкий приехал 30 декабря в Васильков, увиделся с Муравьевым и пообещал содействие. В Житомире же и около него служили многие члены Общества соединенных славян.

* * *

Все исследователи, занимавшиеся южным восстанием, сходятся в том, что его кульминацией был молебен на площади Василькова 31 декабря 1825 года – перед тем, как мятежные роты вышли из города. По приказу руководителя восстания полковой священник прочел перед полком «Православный катехизис» – совместное сочинение самого Сергея Муравьева и Бестужева-Рюмина.

«Во втором часу зимнего дня на городской площади был провозглашен единым царем Вселенной Иисус Христос», – писал историк Петр Щеголев, буквально зачарованный этим документом. Развивая щеголевские идеи в соответствии с собственной философской концепцией, Дмитрий Мережковский считал «Катехизис» попыткой обоснования нового религиозно-общественного порядка, «абсолютно противоположного всякому порядку государственному», провозглашением строительства «Царства Божия на Земле». Отсюда – всего лишь шаг до красивой концепции Натана Эйдельмана, соотнесшего фразу «Катехизиса» о «глаголящем во имя Господне», за которым должно последовать «русское воинство», с личностью и фамилией самого лидера черниговцев. Агитационный текст оказался у Эйдельмана едва ли не «последним откровением» «Апостола Сергея»[402].