её услуги уже действительно не нужны будут. Просто потому, что вряд ли отбор продолжится после того, как…

– Я больше не дракон.

Селина непонимающе посмотрела на меня, но промолчала, потому что в этот момент неподалёку прошла компания из трёх дракониц.

– В каком смысле – больше не дракон? – почти шёпотом спросила она, и я развела руками:

– В прямом. Линии силы оборвались в труху. Вряд ли я буду представлять теперь для драконов особый интерес.

Селина вдруг притянула меня к себе и на некоторое время заключила в объятья.

– Нет, что ты, я не думаю, что они бросят всё, ради чего так долго работали, – заверила она. – Ведь, когда ты явилась, все считали тебя человеком, и всё равно продолжили ритуал. Они верили в тебя. Все, до единого!

Я слабо улыбнулась.

– Вся их работа и заключалась в том, чтобы создать идеально подходящего дракона. Все эти усилия были приложены зря. Так что, ты не переживай, я сделаю всё, чтобы твою работу оплатили в полном объёме, ведь ты не виновата в том, что…

Мой голос дрогнул, и я замолчала, чтобы не заплакать. Ещё пару дней назад я бы всё отдала, чтобы от меня отстали, а теперь, осознав, что я действительно больше никому не нужна, что мир больше не зависит от меня, почувствовала себя полным ничтожеством. Пустым местом. Нулём без палочки.

– Не может же быть, чтобы всё было кончено, – тихо проговорила Селина.

– Он говорил, – я кивнула на Праотца, – что есть способ сделать так, чтобы люди и драконы могли нести общее потомство. И что рождающиеся полукровки получаются почти полноценными. Надо только отыскать Праматерь. Так что готовься вынашивать маленьких дракончиков.

Вместо того чтобы обрадоваться, Селина чуть нахмурилась, ещё более напряжённо глядя на драконов, а когда я собралась было уточнить, что её так расстроило в этой новости, кивнула в сторону Сумрака, который уже принялся за завтрак:

– Пойдём поедим. Тебе ведь вряд ли удалось перекусить с тех пор, как мы покинули дирижабль.

И то верно. Чувства голода почему-то не было совсем – видимо, это всё нервы. Габриэль вышел из-за стола и, перехватив нас на полпути, тихо сказал:

– Все живы, последняя группа только что показалась на горизонте. После завтрака можно пойти поспать до обеда, многим здесь нужен отдых после перелёта. Совет назначен на третий час. Я пока никому ничего не говорил и Блейна тоже попросил молчать.

– Спасибо, Габриэль, – выдохнула я, надеясь, что глаза не успели сильно покраснеть. – Отдых был бы весьма кстати.

***

Дверь спальни, которую выделили мне в монастыре тихо приоткрылась. Без стука. Я даже не пошевелилась, сидя на стуле у окна и глядя вдаль на белую долину и на тихо опускающиеся снежинки.

– Говорил с Джеферсоном, – произнёс Сумрак. Он подошёл и положил тяжёлые ладони мне на плечи. – Тебе можно не являться на Совет.

– Правильно, – горько усмехнулась я. – Что мне там делать. Я ведь теперь никто и звать меня никак.

Сумрак тихо рассмеялся, и это заставило меня поднять на него вопросительный взгляд.

– У тебя всегда такие странные и смешные выражения, – пояснил он. – Мне даже стало интересно выучить твой язык.

– Когда-нибудь научу, – я встала со стула и прильнула к Сумраку, обняв его за талию. – Здесь так тихо, не то что в Храме Золота. Только ветер завывает. Аллен говорил, что у местных монашек водятся гаремы из мужчин покруче, чем могут себе представить некоторые драконы.

– Тоже задумываешься над подобной перспективой? – он заглянул мне в глаза, и по его улыбке мне не удалось понять, серьёзен он или шутит.

– Вряд ли теперь кому-нибудь станет интересно быть частью моего гарема.

Я встала на носочки и дотянулась до его губ, оставив на них нежный поцелуй. Он поцеловал меня в ответ, но насмешка всё ещё мерцала в его серебристых глазах.

– Вот если бы я осталась драконом, тогда можно было бы об этом подумать. Драконы живут долго, кто угодно надоест за такой срок, разнообразие в жизни какое-никакое нужно, так что, лет через сто, быть может…

Расхохотавшись, Сумрак крепко прижал меня к себе и, покачав немного из стороны в сторону, сделал шаг назад, чтобы упасть на кровать. Взвизгнув, я завалилась на него сверху, а потом, хохоча, скатилась на мягкое ватное одеяло.

Потолок оказался украшен лепниной с тонкими металлическими вкраплениями, и в них угадывались драконы, снега, горы и сам храм. Золото и серебро мерцающими нитями подчёркивали контуры, делая рисунок более разборчивым, и Сумрак указал на него пальцем.

– Согласно легендам, во времена, когда Виригию раздирали межклановые войны, и среди нас ещё не было ни одного человека, клан ледяных драконов возглавлял Старейшина Николас Варгас. Он был настолько высокого мнения о своём народе, что возомнил, будто именно от них произошли все остальные, и презирал саму идею о происхождении драконов от Прародителей. Он заявил, что именно Варгасы создали жизнь в этом мире и, объединив силы своих подданных, вознёс часть горы в воздух, продемонстрировав таким образом своё божественное происхождение.

– А монастырь – это вроде как его дворец?

– Скорее всего так. Впрочем, это всего лишь легенда, которую, судя по всему, они распространяли, чтобы не выдавать месторасположение Праотца.

– Действительно… – протянула я, и некоторое время мы молча рассматривали рисунок.

– А знаешь, – я перевернулась на живот и игриво провела пальцем по груди между чуть распахнутых отворотов рубашки. – Когда мы впервые встретились, ты меня здорово напугал.

– Я заметил.

– Ты был такой молчаливый, напряжённый, и всё время смотрел на меня. Неверное, если бы ты был огненным, то прожёг бы во мне дырку.

– Служба.

– И тогда мне даже в голову прийти не могло, что под твоей металлической бронёй может быть такой романтик, – я поцеловала его и, прижавшись к плечу, потёрлась о него щекой.

– И это тоже по долгу службы, – усмехнулся он. Чуть приподнявшись, Сумрак взял меня за подбородок и, притянув к себе, поцеловал так медленно, но так чувственно, что у меня внутри всё затрепетало.

Ещё совсем недавно я и подумать не могла, что можно испытывать такое, а теперь утопала в безмерном море нежности. Теперь между нами не было напряжения силы, не было притяжения истинных, мы были друг перед другом беззащитные, с обнажёнными душами и чувствами, и всё, что оставалось, всё, что теперь связывало нас – это любовь. И было всё равно, что изначально наши чувства были продиктованы инстинктом, теперь стало иначе. Он не был моим истинным. Но оставался сильным и мудрым, взвешенным и порывистым, чувственным и отстранённым