Робин повернулся и обнял ее. Их губы встретились, и Макси показалось, что ее тело растворяется в жидком огне. Робин и раньше целовал и ласкал ее, но его всегда сдерживали какие-то сомнения. Сейчас все было иначе. Он целиком был сосредоточен на ней, на ней одной.

Макси отвечала на его поцелуи с жаром накопившегося в ней неудовлетворенного желания. Драматические события этой ночи снесли все барьеры, и их чувства сплелись так же тесно, как и их тела. Какое-то время оба были в таком упоении, что не задавали себе никаких вопросов, целиком отдавшись радости первооткрытия. Как страшно и мучительно ни было прошлое Робина, какое отчаяние ни омрачало его настоящее, какая неопределенность ни витала над его будущим, Макси любила этого человека.

Он целовал ее шею, потом спустил рубашку с плеч, обнажил ее груди и приподнял их своими ладонями.

— Как они прекрасны! Само совершенство! Он опустил лицо в ложбинку, которую сам же создал, и Макси восхитил контраст между ее темной кожей и его светлыми волосами. Но тут он стал кончиком языка ласкать ее сосок, и она забыла про контраст, забыла про свои сомнения, забыла про все — с ней осталось только чистое пламя желания.

Ее пальцы скользили по его спине, вдоль шрамов, оставленных кнутом. Когда-нибудь она попросит его рассказать, откуда они взялись, и шрам от пули, и искалеченные пальцы. Она хочет знать про все то страшное, через что он прошел и что могло окончиться его гибелью до того, как судьба даровала им встречу. Но не сегодня — Боже, какое блаженство! — нет, не сегодня.

Вдруг Робин рывком отстранился от нее и уткнулся лицом в подушку.

— Поддаться страсти слишком легко, — прерывисто пробормотал он. — В таком состоянии нельзя принимать серьезные решения.

Вцепившись в одеяло, Макси смотрела в потолок и пыталась вернуть себе самообладание. Ну почему ей не встретился эгоист, который думает только о собственном удовольствии?

Но эгоиста она не полюбила бы, и она четко произнесла:

— Это как понимать — очередной приступ угрызений совести?

— Точно, — ответил Робин, поднимая с подушки лицо, искаженное насмешкой над самим собой.

Он нежно натянул ей рубашку на плечи. На секунду его ладонь задержалась на ее груди, но он тут же ее отдернул, пальцы сжались в кулак.

— Вы удивительная женщина. После всего, что я вам наговорил, другая бы билась в истерике.

— Поверьте, я к этому очень близка.

Все еще дрожа от пережитого, она перекатилась на живот и подперла голову рукой так, чтобы смотреть ему в лицо.

— Ваше предложение руки и сердца — как его воспринимать? Вы сделали его всерьез?

— Абсолютно. — В глазах Робина еще тлела с трудом подавленная страсть.

Макси на минуту прикрыла глаза, собираясь с мыслями. Ей хотелось сказать Робину, что она любит его, но она не смела — в ее памяти были свежи его мучительные, слова о неспособности любить. Кроме того, ей не хотелось, чтобы в случае, если при свете дня он пожалеет о своем предложении, у него возникло чувство вины еще по одному поводу.

Может быть, именно брак с Робином и был той пугающей бездной, которая открылась ей, когда она попыталась заглянуть в свое будущее? Макси подумала про Лондон, и ее обуял страх. Но она уверилась, что этот страх не имел отношения к Робину. Скорее он напоминал ей стену огня, через которую надо пройти, чтобы попасть в будущее.

Стараясь подавить невольный озноб, она сказала:

— Вы правы: в таком состоянии нельзя принимать серьезные решения. Сначала я должна узнать, что случилось с отцом. И вам тоже надо разобраться в себе.

Робин нагнулся над ней и легонько поцеловал в лоб.

— Я постараюсь это сделать побыстрее. Во всяком случае вы мне не отказали. — Он стал навивать прядь ее волос себе на палец. — Наверное, я веду себя как сумасшедший, но, уверяю вас, я никогда не был так счастлив, как во время нашего путешествия. Я все время думал: хоть бы оно никогда не кончалось! Но теперь, когда я понял, что окончательный ответ получу только в Лондоне, мне хочется быстрей добраться туда. Вот только…

Макси терпеливо ждала, что он скажет.

— Вот только я не знаю, разумно ли жениться на женщине потому лишь, что она так мне нужна. Может быть, из этого не будет добра ни для нее, ни для меня.

Макси вгляделась в его лицо. Та отрешенность, за которой он все эти дни скрывал свою сущность, исчезла, и у нее наконец-то возникло счастливое ощущение близости. Но мысли путаются, когда кровь стучит у тебя в жилах. Тем не менее где-то в глубине своего существа она ощущала могучее биение страсти и созидания, веру, что вместе они с Робином обретут цельность.

И вдруг она с испугом подумала, что все это время вела себя, как ее приторные кузины. С первой минуты встречи с Робином она думала только о том, как защитить от него свое целомудрие, и, опасаясь сердечной раны, вместо того чтобы жить в настоящем, беспокоилась о будущем.

Но, поступая как благовоспитанная англичанка, она не спасется от сердечной раны — она только откажет себе в том, чего желает всем сердцем. Пора забыть европейскую заботу о добродетели и взять на вооружение мудрость ирокезов. Она хочет Робина. Она хочет давать и брать, стать такой же цельной и страстной женщиной, какой была ее мать — хотя бы на час. Она хочет жить минутой и быть такой же свободной, как ветер и дождь. Это то, что нужно им обоим — в этом она уверена. Макси улыбнулась Робину, больше не скрывая любви.

— Ваша беда в том, что вы слишком много думаете, лорд Роберт.

Она потянулась к нему и поцеловала в губы.

Он не мог ей противиться, но на какую-то минуту его охватил страх при воспоминании о людях, которых он погубил, и он сделал последнюю попытку удержаться от того, чего оба так страстно желали:

— Ты уверена, что хочешь этого?

Макси улыбнулась и приподнялась, опираясь на руку.

— Абсолютно уверена.

Черные, как смоль, волосы обрамляли экзотически красивое лицо, которое очаровало его с первой минуты. Перед ним была Канавиоста, дочь иной страны и иной расы. С волосами, распущенными по едва прикрытой рубашкой груди, она была похожа на языческую богиню, окутанную тайной, не дававшей простому смертному познать ее, наделенную женской силой, которая могла сжечь мужчину дотла.

Но когда она наклонила к нему лицо, ее губы оказались теплыми и доступными, а ее маленькие, но умелые руки — щедрыми на ласку. И Робин сдался, впивая ее дурманящий поцелуй.

Ему хотелось вдохнуть ее всю в себя, чтобы вылечить ею свой израненный дух. Он хотел сам укрыться в ней и найти убежище от бури, которая вот уже столько лет сокрушала его ум и сердце.

Не отрываясь от его рта, Макси гладила его плечи и грудь, и тепло ее ладоней растопляло замороженные клубки боли внутри него. Наконец Макси оторвалась от него. Ее глаза потемнели от желания, грудь бурно вздымалась под прозрачной рубашкой.