В общем, вся эта петрушка отравляет жизнь. Смешно и грустно – я мечтала о мужчине, который будет не меня слушаться бесконечно, а сам принимать решения, командовать, нести за эти решения ответственность. И как только он нашелся – начался ужас. Оказалось, что командовать-то он командует, но слушаться я совершенно не хочу. Хочу жить так, как жила, как мне было удобно, привычно, легко. Хочу бросать шмотки там, где сняла, хочу приходить домой, когда захочется, или не приходить вовсе, хочу заниматься тем, чем мне нравится…

Всю жизнь орала, что я антиэмансипэ, и вот тебе, пожалуйста!

Ааа, я уже обессилела от всех этих мыслей и всего этого противоречия!

Вот так, с боями и параноидально-шизофреническими метаниями мы дожили до сдачи первого номера в печать.

Последние дни перед этим событием никто почти не спал. Многие даже не уходили домой. Как всегда, у меня все происходило героически в последний момент – я начала понимать, о чем мне говорил Олег. В офисе реально было горячо, и мы поснимали с себя все, что позволили снять правила приличия. Телефоны раскалились. Авторы отсылали свои тексты последней редакции, закатываясь в истерике от моих угрожающих звонков, забывая прикрепить файлы, возвращаясь с нецензурной бранью к компьютеру и пересылая заново. Водитель мой последние три дня не вставал из-за руля, собирая по городу фотоматериалы и прочие картинки, забирая их в самых немыслимых местах, встречая с поезда и даже с самолета. Я активно задействовала интернетовские ресурсы, и это сказалось на географии наших авторов. В смысле, что живут они где ни попадя, вплоть до Соединенных Штатов Америки.

Стычки мои с Юрой, как в Приднестровье каком-нибудь, вспыхивали каждые пять минут и заканчивались непродолжительными кровопролитными боями. Все учредители между собой поцапались как минимум пять раз. От телефонных звонков разнообразных расцветок опухла голова. Милана устроила Леше истерику, потому что он пропал на работе и не приходит домой.

Капитаны боялись мне звонить, чтобы не нарваться на жесткую тренировку. Слава богу, конец Игры, сами уже все понимают.

Мы с Юлей ревели примерно раз в два часа – нервы не выдерживали. Чайник кипятился практически без перерыва, и было выпито шесть банок коричневого дерьма под названием растворимый кофе.

Весь офис был завален материалами, бумагами, кнопками, скрепками и дикими коллажами.

Во всех углах шли горячие споры и обсуждения.

Головы от бесконечного фонового гула распухли, а нервы расшатались.

И вдруг, в разгар всего этого сумасшествия, случайно наступил момент, когда телефоны заткнулись, каждый замолчал, занятый своим делом, и воцарилась небывалая тишина. Мы замерли от неожиданности и, кажется, начали буквально наслаждаться этой тишиной, беречь ее.

И среди этой тишины, длящейся долгие восемь или десять секунд, раздался отчаянно невротический вопль Леши:

– Блядь!

Мы все, кто был в офисе, молча, чтобы не нарушить тишину хотя бы еще на несколько секунд, повернулись к нему со знаком вопроса в глазах.

– Хомяк умер… – тоскливо-обреченно произнес Леша, показывая телефонную трубку.

О, Господи! Хомяк.

– Где?

– Дома. Милана плачет.

Ужоснах.

Кстати, на обложку мы поставили дикую психоделическую кошку Родиона, ту, что он нарисовал в период траура по Мухомору. С коричнево-золотым солнцем и лицами разных рас. Моя идея. Принято было с восторгом и единогласно.

Родион сопротивлялся немного, но больше для виду.

Кошка необыкновенно прекрасная.

После сдачи мы устроили себе два выходных дня, и я немедленно слегла с температурой. А ведь я не болела последние семь лет даже гриппом в период эпидемий. Очень хорошо знаю, что никто не болеет просто так, от одних только микробов. Точно знаю, что все болезни из головы, и знаю, как не болеть. Но, тем не менее, я заболела. Давненько такого не было.

– Почему? – спросил Юра.

– Какие выгоды извлекаешь? – спросил Леша.

– Бедненькая моя, тебе чего-то не хватает? – пожалела Юля.

Да, не хватает. Спокойствия. Я хочу лежать на кровати, под мягким чистым постельным бельем, и чтобы мне приносили чай с медом и лимоном. И жалели, приговаривая:

– Маленькая моя девочка, устала. Киса, на вот тебе чаю. А может, молочка теплого? Ой, какой у тебя горячий лобик. Дай-ка я тебя обниму.

Я устала. И все бы ничего, с этим я бы справилась, не в первый раз случается аврал в моей жизни. Я была бы веселой и счастливой, если бы не наши ссоры с Юрой. Они забрали у меня основную часть энергии. Больше, чем все остальное, хотя на это остальное было потрачено ой сколько сил. Я держалась, не давала эмоциям взять верх, но все это выбило меня из колеи.

– Ну ладно, – грустно сказала я себе, – если говорить продвинутым языком, я позволила этому выбить меня из колеи.

– А не пойти ли тебе подальше со своим продвинутым языком? – себе же и ответила.

Вот и поговорили. Как всегда.

Лежу мокрая как мышь. Горло болит. В голове пульсирует тяжелый металлический шарик – блестящий и чуточку шершавый. Когда я его начинаю мысленно разглядывать и ощущать – он пропадает. Как только я от него отвлекаюсь и начинаю разглядывать колющую боль в горле, боль пропадает, а шарик возвращается.

Заколебали они уже. И еще озноб напал. Со всех фронтов навалились.

А ведь у меня Игра заканчивается – третья сессия на носу. Это значит – напряженная работа, четыре дня с утра до ночи, перерыв на обед – полчаса и на сон – семь. Послезавтра ехать. А я с температурой, ознобом и шариком в голове.

Может, цель поставить – выздороветь до завтра, например? А, ладно! Лучше просто поеду, не обращая внимания на всякие шарики. Там и вылечимся.

Юра пытался меня остановить и спасти. Требовал, чтобы я лежала и лечилась, как положено. Безумец. «Это какие же причины должны быть, чтобы координатор не поехал на официальное мероприятие Игры?!»

Я даже придумать не могу. Смерть разве. Но координаторы не умирают, у них совершенно иные цели.

Уехав совсем больной и несчастной, я вернулась через четыре дня здоровой и счастливой. Так всегда бывает – на этом мероприятии у всех проходят болезни и паранойи, а энергии становится – хоть отбавляй.

И уж тем более у координатора.

Дело в том, что я все эти дни, согласно должности и выбору, нахожусь в чрезвычайно сосредоточенном отдавании. И хоть в это время совсем мало сна и отдыха, много стояния на ногах и общения, плюс ко всему огромное напряжение от концентрации внимания, тем не менее все это направлено не на себя, а на игроков. Все мысли о них. И все внимание, вся забота принадлежат им. Нет лучшего лекарства в мире, чем отдавание, служение другим людям. Все болезни и страхи как рукой снимает.