под грудную клетку. Ее тельце легко приподнимается, она нагибается вперед, разжимает пальцы и выпускает пластмассового мышонка. Ты снова прикладываешь кулаки ей под грудную клетку – и давишь что есть силы.

Лицо у нее синеет.

Тело подскакивает вверх, точно кукольное, но все твои труды напрасны.

Ты надавливаешь еще раз – у нее изо рта что-то вываливается. И тут она оседает наземь, кашляя, давясь и дыша глубоко-глубоко. Заметив в траве своего мышонка, она тянется к нему. И так и лежит на земле с широко раскрытыми глазами.

Ты притягиваешь ее к себе, крепко держишь. И осторожно покачиваешь.

Она подносит руку к горлу.

И тут начинается дождь.

Она глядит на тебя и улыбается.

– Так мы промокнем до нитки.

Потом она высвобождается из твоих рук и встает – глядит на тебя, но спасибо не говорит, хотя по ее глазам ты видишь: она знает, что случилось. По ее лицу текут ручьи – ты не сразу понимаешь, что это слезы и она плачет.

Ты смотришь, как она бредет к дому и вскоре пропадает из вида, потом ты медленно поднимаешься. Весь в грязи.

На деревьях каркают вороны.

У тебя ломит каждая мышца тела. Ты там, где тебе было предначертано. Все должно было случиться так, чтобы ты оказался здесь.

И ты был к этому готов.

Ты ощущаешь это обеими руками как некий груз; это вера, воплощенная в боге, но вполне логичная.

А это живые руки – ими мы всегда что-то открываем и закрываем.

Когда обретаешь равновесие, тебе уже ничего не страшно.

А шум дождя в полях – это шум проходящих мимо шагов.

Ты снова дышишь. Ты в форме.

Вернувшись в дом за ключами от машины, в саду ты видишь Дельфину – она черпает пригоршнями голубику из миски и разбрасывает кругом. Себастьян пытается выхватить у нее миску, она криком кричит. А Натали смеется из окна второго этажа. Птицы с лету бросаются на землю, теряясь меж узких, острых травинок, всякий раз, когда голубика рассыпается из непоколебимых ручонок. И руки эти навсегда принадлежат тебе.

Ты хватаешь ключи и, выскочив из дома, спешишь в сторону деревни.

С одного боку, мимо которого проезжали под дождем машины и тракторы, «Ауди» забразгана грязью. Ты хватаешь с заднего сиденья дневник, суешь его в бардачок и запираешь. Потом включаешь свой миниатюрный спутниковый факс – он вдруг начинает нещадно жужжать и сверкать лампочкой, уведомляя о полученных сообщениях. Ты нажимаешь на кнопку сброса. Машина утихомиривается. Ты вырываешь из дневника листок – но нигде не можешь найти ручку. И тут замечаешь на заднем сиденье пишущую машинку.

Ты заводишь машину – и слышишь голос:

هناك عائقان في الطريق، أحذر، هنري.

Ты подаешься вперед и целуешь экран.

По небу плывут тяжелые тучи.

Ты кружишь, точно Дедал, проклятый отец Икара.

И вдруг понимаешь: это не тучи, а дым от древнего огня.

Самолет пронизает безмолвный султан, венчающий Этну[70]. Над жерлом вулкана развевается гигантский белый шлейф.

До того как Дедал прибыл на Сицилию, сын его упал в море. Ты глядишь вниз и представляешь себе два оперенных крыла – каждое размером с руку.

Город Катания.

Сверху он мерцает, точно пригоршня монет среди камней.

Ты ждешь свой чемоданчик, люди вокруг смотрят друг на дружку.

Какая-то девчушка наблюдает за тобой, пока движется лента конвейера. Она хочет дотронуться до нее. Отец ее отрывается от мобильного телефона и окликает ее.

– Валерия! Валерия!

Она делает вид, что не слышит.

На ней очки и сережки Hello, Kitty.

На туфельках блестящие ремешки. Она приехала сюда на лето – в то место, где прошло детство ее отца.

Бабушка в черном подарит ее кукле новый наряд. Она впервые отведает кое-какие здешние блюда, и они ей понравятся. И все будут хлопать, потому что это пища ее народа. Она смотрит на тебя без улыбки и пробует угадать, какой из чемоданов твой.

Не обменявшись ни словом, вы стали друзьями. Ты разговариваешь с ее глазами. Но вы с ней так и не познакомитесь. Никогда не будете пить вместе кофе и сидеть у камина, почитывая какую-нибудь книжку про море, – и вообще больше никогда не встретитесь, разве только в это самое мгновение.

И тут ты ловишь себя на мысли, что рассуждаешь, как когда-то.

Когда тебе было столько же лет, сколько Валерии, ты держал в руках кусок кремня.

В голове ты прокручиваешь всю историю, которую в силах мысленно охватить.

Динозавры ощипывают листву с деревьев над сараем. По небу эхом разносятся трескучие крики птеродактиля.

Ты бежишь к дому.

Родители твои смотрят телевизор.

Возбуждение так и прет из тебя.

У тебя мокрые штаны: ты не вытерпел – и обмочился.

В руках у тебя кусок породы.

Это величайший миг в твоей жизни. Ты улыбаешься девчушке и ее отцу.

Фантазеры захватили мир давным-давно.

Ты сидишь в маленьком сицилийском такси. В салоне пыльно – будто прохудился мешок с мукой.

Прошлое – перепутанная паутина, похожая на рисунок, на который смотришь издалека.

Мы воспринимаем будущее как завуалированное прошлое.

Таксист везет тебя в Ното[71].

Таксист постукивает пальцами по рулевому колесу и тихонько насвистывает сквозь зубы.

Вся наша сила – в неуловимых, мимолетных жестах.

У Сицилии, края желтых холмистых полей, прозрачных морей и обожженных солнцем скальных громад, жестокая человеческая история. Мифы о расчленении, города, вырастающие из расщелин и частично поглощенные землей, бессчетные захватчики, землетрясения, вулканы и битвы – все это ранние уроки анатомии человечества.