Генерал А. Власов беседует с военнослужащими своего штаба. Слева — К. Кромиади

Мы полагаем, что вопрос, касающийся поведения полковника Коретти, требует дальнейшего изучения и обсуждения, поскольку в ходе боев вполне могло случиться, что между полковым штабом и подразделениями могла быть утеряна связь. И наконец, исходя из немецких данных, полковник Коретти формально оставался командующим русскими батальонами до 20 октября 1944 г., после чего он был переведен в резерв ОКХ, произведен в звание генерал-майора, которое, на наш взгляд, было бы проблематично получить, если бы открылись факты его трусости.

Говоря о судьбах тех бывших бойцов РННА, которые оказались на Западном фронте, нельзя не процитировать показательный документ, а именно письмо от жен военнослужащих восточных батальонов (бывших солдат и офицеров РННА), направленное на имя Г. Н. Жиленкова:

«Дрезден, 6.5.44.

Господин генерал-лейтенант!

Мы — жены, обращаемся лично к Вам с большой просьбой и описываем Вам нашу настоящую жизнь.

Господин генерал-лейтенант, уже шесть месяцев работаем мы на бумажной фабрике и вынуждены были сильно голодать, и продолжаем голодать. Было, правда, небольшое исключение, когда мы 14 дней получали в небольших количествах продукты. Теперь же мы получаем только 200 г хлеба, 50 г маргарина и 1 раз в день 1 литр супа из брюквы. При этом питании мы работаем 11–12 часов ежедневно и многие из нас заболели, в том числе дети. Заводское руководство нашей фабрики относится к нам очень плохо. Если наши женщины теряют сознание от голода и падают, их избивают, вместо направления к врачу.

Это крайне удручает нас. Почему мы и наши мужья обмануты военным руководством, т. е. нашим полковником Коретти? Когда нас брали с собой вместе с нашими мужчинами, руководство обещало, что мы получим те же самые права, как и родственники немецких солдат, и продовольственные карточки, которые причитаются всем. Однако здесь мы видели ежедневно только 200 г хлеба и 1 литр жалкого супа из воды, несмотря на то, что мы работаем по 11–12 часов. Некоторые из нас имеют по двое грудных детей, но также должны работать на фабрике. Дети остаются одни в лагере без присмотра и без еды. Наш полковник Коретти не чувствует наш голод, и не отвечает на наши письма, наши мужья также не получают никакого разъяснения. Наши мужья посещали нас, и могли убедиться также в нашей жизни, но они не могут помогать нам, так как руководство ничего не предпринимает для этого. Хотя, — мы подчеркиваем это еще раз — ранее нам было обещано, что мы будем жить хорошо.

Господин генерал-лейтенант, мы женщины, умоляем Вас, помогите нам, несчастным, хоть как-нибудь. Мы готовы работать день и ночь, только чтобы не умирать от голода. Русская женщина не боится никаких трудностей.

Господин генерал-лейтенант, многие из нас помогали нашим мужьям, а также всей немецкой армии, которая стала нам родной. Вместе с нашими мужьями шли мы ночами против бандитов и принимали участие в искоренении банд. Однако сейчас никто нам не помогает, ни мужья, ни немецкое руководство. По этой причине умоляем Вас о помощи, чтобы мы не голодали. Переведите нас куда-нибудь, где мы могли бы хотя бы что-то купить за наши деньги.

С большой просьбой и надеждой жены солдат Русской освободительной армии»[564].

Неизвестно, помог ли Жиленков решить вопрос с питанием для жен русских добровольцев, но определенно это письмо не осталось незамеченным и могло использоваться в качестве аргумента при переговорах с немцами, при обсуждении проблемы, связанной с остарбайтерами и привлечении их в состав РОА.

Что касается собственно военнослужащих батальонов, сражавшихся во Франции, то их дальнейшая судьба сложилась незавидно: большинство из них попали в плен к союзникам и были выданы советскому командованию[565]. Разумеется, и тут были исключения: те, кто представлял интерес для разведывательных служб, получили возможность остаться на Западе. В их числе был, например, П. В. Каштанов, впоследствии эмигрировавший в США и натурализовавшийся под псевдонимом «Михаил Васильевич Шатов». Правда, Каштанов попал в плен на во Франции, а в Германии, поскольку еще в сентябре 1944 г. он прибыл в Берлин и был назначен начальником личной охраны генерала Власова[566].

Многие участники «осинторфского» эксперимента и проекта СД по формированию 1-й Гвардейской бригады РОА оказались в ближайшем окружении генерал-лейтенанта А. А. Власова либо заняли командные и штабные должности в подчиненных ему структурах. Путь в РОА у каждого был свой, однако в значительной мере он определялся сотрудничеством с разведывательными структурами Рейха, и в первую очередь — с эсэсовской разведкой.

Для некоторых знакомство с будущим Главнокомандующим ВС КОНР произошло еще до командировки в Осинторф. К примеру, бывший полковник РККА В. Г. Баерский, содержавшийся в особом лагере под Винницей, 3 августа 1942 г. подал вместе с Власовым докладную записку германскому командованию о необходимости политической борьбы с советской властью и формировании крупных частей из пленных красноармейцев. Документ сводился к трем основным предложениям:

«— создать центр формирования русской армии и приступить к ее созданию;

— независимо от своих военных качеств, эта русская армия придаст оппозиционному движению характер законности и одним ударом устранит ряд сомнений и колебаний, существующих в оккупированных и неоккупированных областях и тормозящих дело нового порядка;

— это мероприятие легализует выступление против России и устранит мысль о предательстве, тяготящую всех военнопленных, а также людей, находящихся в неоккупированных областях»[567].

Генерал А. Власов во время посещения Дабендорфа. Слева — К. Кромиади. Лето 1944 г.

Формально возглавив РННА, Баерский пытался реализовать эти идеи на практике, в чем ему отчасти сопутствовал успех (с сентября до ноября 1942 г. численность соединения «Граукопф» увеличилась в два раза), но добиться существенного прорыва, равно как и создать относительно самостоятельное ядро русских антисоветских сил, так и не удалось[568].