Виктор ждал какого-то всплеска или шевеления листьев камыша.

А Лиле захотелось, чтобы его голос опять ожил, стал веселым или хотя бы злым:

– Вот возьму и приеду к тебе с инспекцией…

– Не боюсь!

Ярко вспыхнул костер, пытаясь вернуть их к себе.

– Или приплыву русалкою! Может, попадусь в твои сети.

– А твой муж обвинит меня в браконьерстве! – ответил рыбак, по-прежнему сидя к ней спиной. – По-другому меня не поймать.

Ей хотелось запустить ладонь в его черные жесткие волосы: да кому ты нужен – тебя ловить! Лиля вспомнила мужа, вот ведь разные мужики, но одинаково упертые на своем: один – всех поймать, другой – никто не словит!

– На природе дурь природная лезет, – спокойно пояснил Витя, угадав ее мысли.

– Видно, у тебя такие сети, – сказала с досадой, – что одни дуры попадаются!

Выручила их большая птица. Это неясыть вспорхнула снизу из-за спины, крича так, будто предупреждала об опасности. Лиля невольно обернулась. Ей казалось, что ночная птица видит сейчас каждое ее движение. Кроме всхлипов души. Лиля не хотела ничего менять в жизни. И тем более терять! Но понимала так же, что сохранить можно только свое…

А неясыть то надрывалась в дальнем сосняке, то хлопала крыльями совсем рядом. Не добрая и не злая. Просто вещая…

В тот вечер рыбак Витька ничем ее не удивил, никого не заслонил и душеньку ей не раззадорил. Еще ясней и холоднее стала ее жизнь, как эта луна над пустынным озером.

3

Осенью они опять случайно встретились, и опять рыбак показался Лиле совсем не тем, о ком ей мечталось. Хотя даже это признание опасно для замужней женщины.

– Как живешь? – хотела быстрее пройти мимо, но замедлила шаг, чтобы услышать Витькин голос.

– Тебе соболей уже на полшубы добыл!

Как все-таки умел он донести – пусть даже пахнущие рыбьей чешуей – наивные, но крепкие думы о ней.

– Вторую половину из сети пошьем, – весело предложила она.

– Зачем портить?

Верно, зачем жизнь портить? Рыбачит себе где-то на дальнем берегу и не ждет ничего от замужней женщины. Просто держит в памяти, как забытую снасть в тихой протоке.

Раньше Лиля приносила из тайги дикие цветочки для своего сада и радовалась этой частичке леса. Теперь же носила в душе стихи и всю тайгу в придачу!

Но стихи ее оказались незаконным промыслом, и однажды муж обнаружил их:

За окном падал первый снег, в коридоре висело осеннее пальто с вывернутым карманом.

– Я зашью его… белыми нитками! – получилось у нее распевно и гордо и как будто даже благодарно за нечаянно пришедшую строчку.

Лиля работала фельдшером в поселковой больнице.

В один из зимних дней пришел на прием обычный рыбак, пахнувший, как все рыбаки, и рассказал, что видел ее мужа на озере. На том самом месте, где они с Виктором караулили ночные всплески. «На снегоходе он буксовал, насилу вылез! И зачем сунулся? Там сроду зимой ничего не водилось».

На улице был сильный мороз, толстый иней висел лохмотьями на деревьях. Лиля представила себе белую равнину озера и ревущий от бессилия снегоход.

Вечером ввалился муж, обледеневший до бровей. Жена усадила его на стул в кухне и достала из шкафа спирт.

– Зачем ты полез туда?

– Под снегом вода оказалась!

Морщась от боли, Крафт стягивал с ног мокрые унты:

– Лыжину задрало, снегоход встал на дыбы и месит! Ни туда ни сюда!..

Лиля смотрела на мужа глазами браконьера Витьки. Она не поверила риску мужа. Охотник может рисковать – это его промысел. Его согреет добыча. А инспектора – кто?

Она налила спирта:

– Я слышала, что тебя рыбаки вытащили.

– На берегу уже руку протянули, – устало махнул он. – До последнего прятались и ждали: сниму я голыми руками лыжину в ледяной воде или брошу снегоход?.. Так вот снял! Поставил ровно на лед по колено в воде, а потом два сантиметра вперед, один назад! Два вперед, один назад! Четыре часа пробивался…

– Говорят, там место русалочье, – сказала Лиля, но, встретив злые глаза мужа, добавила с сожалением: – Но теперь ты их всех распугал!

Последние годы они кочевали с места на место, поднимаясь с богатейших низовий реки к обжитым верховьям, где еще сохранились рыбзаводы. И везде Иван Крафт плыл одиноко на своем катере мимо разбойничьих гнезд местных браконьеров, «брокеров», как они сами себя называли.

4

В феврале, когда начались первые оттепели, Витя пришел к ней в больницу. Померить давление.

– Я по тебе соскучился, – сказал он, неторопливо обнажая жилистую руку.

– Ты надолго?

– От тебя зависит.

От него пахло рыбой и дымом. И штаны те же! Лиля встала и открыла форточку.

За окном вразнобой падала капель в ледяные воронки, голубыми брызгами испещряя снег.

– На что жалуемся?

Витька сжал в кулак мозолистую ладонь, вены вспухли, как промоины на зимней реке:

– Я перебираюсь на новое место! Поехали со мной.

– У меня семья.

– У нас будет еще одна дочка!

– Замуж за тебя не собираюсь, – спокойно ответила Лиля, – а вот на рыбалку бы поехала.

Сказала она мечтательно, как человек очень занятой. Витьке это не понравилось:

– А мужа тоже возьмем?

На его смуглых щеках порозовели, будто с досады, шершавые оспинки.

Лиля засмеялась, но глаза были не веселы:

– Не люблю я его… А тебя еще не полюбила.

И опять в ее голосе было неприятное женское своеволие, будто она решила все одна: отвела ему маленькое место в своей жизни, чтобы там дожидался, когда созреет ее душа.

Лиля отрешенно склонила голову, как это делают врачи, слушая пульс:

– Все у тебя нормально!

Пластмассовый крючок повис на ее ухе.

Рыбак глядел в окно. От ветра тоскливо звенели стекла, и с тонким хрустом падали с карниза сосульки.

– Я ведь играть-то не умею! – медленно сказал он, не поняв и не оценив ее искренности. – Я сам весной на охоте игрища самцов прерываю…

5

На реке шел ледоход, потому рыбу еще никто не ловил. И вдруг Витька сообщил на базу по рации о большом улове, а также просил прислать машину для вывоза рыбы.

Вечером приехал грузовик, а следом инспекторский уазик, оба забрызганные рыжей грязью.