— Послушай, Ян…

Лицо Кожуха приняло вдруг обычное страдальческое выражение. Он вынул из-за пояса нож, приставил к горлу купца и кротко спросил:

— Нет, ты честно скажи, ты что, меня не уважаешь?.

— Послушай, Ян, дорогой…

— Нет, это ты послушай! — перебил Ян. — А то мне показалось, что ты не желаешь слушать, когда я хочу доказать, что я тебе доверяю…

— Но, Ян, подумай сам, зачем мне чужие тайны?

— Ах, вот как! Значит, я для тебя чужой?! — проговорил Кожух, и смертельная обида прозвучала в его голосе. — Вот ведь как оно бывает: сидишь и пьешь с человеком за одним столом, а как до дела доходит, получается — ты чужой!

— Конечно, Ян, конечно, говори, — примирительно сказал Елизар.

Кожух медленно спрятал нож, сел и сипло произнес:

— Эта девчонка — заложница. Ты понял? Как только я приеду к Семену, князь тут же выбьет из своих земель Леваша — у нас там есть еще три-четыре сотни воинов! А потом мы сразу же перейдем Угру! Картымазов — на крючке! Ему никуда не деться! А уж с Медведевым я сам посчитаюсь. Да заодно и Бартенева прижмем: дёвица-то его невеста! Ловко? И тогда, Елизар, вся земля на той стороне Угры — моя, понимаешь! Князь обещал мне это! Ничего, ничего! Я еще вернусь! А пока налей, Елизар, и помни…

— А я ничего не слышал, — улыбаясь, сказал Елизар, отнимая руки от ушей. — Я сразу почуял, что тут политика, и заткнул уши! У меня правило — никогда не вмешиваться в политику. И все это знают.

Алеша перекрестился и вылез из кареты.

В ту минуту, когда Ян Кожух Кроткий открыл Елизару тайну своей пленницы, Симон Черный понял, что смущало его ум, когда он наблюдал за невинными событиями во дворе внизу.

Он вспомнил подозрительную верность Иванца, подозрительных мастеров, приехавших с каретой, и подозрительно незапертые ворота.

Симон быстро встал и подошел к другому окну.

За углом на улице два хорошо вооруженных всадника мирно беседовали, не спуская глаз с дома Быка. В одном из них Симон сразу узнал Медведева и в одно мгновенье разгадал абсолютно все, что здесь происходит.

И тут его осенила великолепная мысль. Он улыбнулся этой мысли, схватил перо и быстро набросал несколько строчек, поглядывая через окно во двор. Он еще не кончил писать, когда Иванец вышел из кареты, незаметно кивнул мастерам и направился в дом. Бородатый тотчас забрался на козлы, а молодой скрылся в доме вслед за Иванцом.

Симон Черный, не переставая улыбаться, взял хрустальный бокал, допил остатки вина и, разжав пальцы, уронил бокал на каменный пол. Хрусталь со звоном рассыпался сотней блестящих осколков, перепуганная кошка рванулась под зеленый занавес и пролетела мимо сидящих за столом.

— Проклятая тварь! Что-то разбила. — Елизар встал. — Советую тебе откупорить вот эту бутыль, — сказал он захмелевшему Кожуху и вышел за штору.

Симон молча протянул ему написанное. Елизар прочел и взглянул на него с изумлением. Симон, по-прежнему улыбаясь, сделал жест, приглашая Елизара к окну. Елизар выглянул в щель занавесок и увидел, как один из мнимых мастеров, тот молодой, быстро вывел из дома пленницу Кожуха, провел ее к карете, и когда дверца кареты распахнулась, было видно, что внутри ее кто-то уже есть и девушка бросилась в объятия этого человека.

Елизар быстро вернулся в светлицу и распахнул окно, выходящее во двор.

— Послушай, Ян, ты действительно очень дорожишь своей заложницей?

— Я же сказал, что сейчас она для меня — дороже жизни!

— Тогда я спасаю сейчас нечто большее, чем твою жизнь!

— Что ты сказал? — Кожух побледнел, вскочил с места и в два прыжка очутился у окна.

— Взгляни туда, — спокойно кивнул Елизар, — один из людей, которые якобы чинили карету, как видишь, открывает ворота. Второй уже сидит на козлах. А в карете — твоя пленница.

— Не может быть! — прошептал Кожух. Он мгновенно протрезвел.

— Я сам видел, как она только что села в нее.

Егор открывал ворота.

— Стой! — диким голосом крикнул Кожух и выпрыгнул из окна второго этажа на клумбу с цветами.

Он упал, но тут же вскочил, выхватил саблю и бросился к воротам с воплями:

— Иванец! Люди! Ко мне! Измена!

Егор бросился к карете, когда Кожух настиг его. У Егора не было оружия и не было выхода. Тогда Картымазов выпрыгнул из кареты с обнаженной саблей и бросился ему на помощь, окликнув Кожуха сзади. Кожух обернулся, и это спасло безоружного Егора, прижатого к воротам — он выскользнул на улицу.

Из глубины двора бежала толпа людей.

— А-а-а! Это ты, Картымазов! — крикнул Кожух и бросился на Федора Лукича.

— Гони, Аким! — приказал Картымазов, и Аким тронулся в надежде выехать со двора раньше, чем добегут люди Кожуха.

Но Кожух проявил завидное проворство. Он метнулся мимо Картымазова и разрубил саблей кожаные постромки, крепившие упряжь лошадей. Лишив карету возможности двигаться, он ловко уклонился от удара Акима и снова бросился к Картымазову. Аким предупреждающе крикнул, Картымазов оглянулся и, нечаянно поскользнувшись, упал прямо под ноги Кожуха.

— А! Попался! Вот тебе! — крикнул Кожух и занес саблю.

Безоружный Аким прыгнул прямо с козел и сбил с ног Кожуха, спасая жизнь своего хозяина.

Люди, набежавшие со двора, распахнули дверцу кареты, схватили Настеньку и потащили в дом, другие бросились к воротам.

Картымазов, вскочив на ноги, кинулся выручать Акима, но Кожух уже нанес ему сокрушительный удар.

В это мгновенье двое всадников с громким свистом и гиканьем ворвались во двор, заставив ошеломленную толпу на секунду остановиться. Этой секунды было достаточно, чтобы Филипп успел подхватить, тяжело раненного Акима, а Медведев — Картымазова, и когда толпа, опомнившись, бросилась вперед, всадники уже скрылись за воротами.

Куда, болваны!? — заорал Кожух на своих людей. — Назад! На коней! В погоню! Их только пятеро!

Во дворе началась страшная неразбериха, и только тогда из дома, пошатываясь, вышел Алеша с окровавленной головой и разрезанными остатками веревки на запястьях рук.

— Хозяин, — закричал он Кожуху. — Меня ударили! Забрали ключи! Связали… — и, не добежав, упал ничком посреди двора.

— Какая великолепная сцена! — воскликнул Симон Черный и рассмеялся своим беззвучным смехом.

Он по-прежнему невозмутимо сидел в кресле у окна и с большим интересом наблюдал за событиями, развернувшимися внизу.

— Да, это было хорошо задумано, — согласился стоящий рядом Елизар. — И не будь тебя здесь, остроумный план удался бы на славу. Однако мне помнится, ты говорил, что тебе жаль бедную девушку и что не ты был бы человеком, который помешал бы ей бежать…