– Можно… – порывисто сказал Элиан. – Можно было бы спрятать тебя на борту корабля – и тайком вывезти.

Я посмотрела на корабль, вспомнила, с каким энтузиазмом говорил про него Грего – про силу торможения и предохраняющие от действия гравитации ремни; вспомнила тесные помещения и кровь, сворачивающуюся на плитках настила.

– По-моему, Элиан, это неосуществимо, – заметила Зи.

Это правда.

– Или вот лошадь, например. Мы могли бы украсть лошадь.

– Не умею я пользоваться лошадью, – ответила я. – А ты умеешь?

Зи подняла подбородок и показала большим пальцем в небо. Паноптикона нет, но сеть спутников, принадлежащая Талису, явно осталась на месте. Элиан проследил за направлением ее взгляда и помрачнел.

– Кончится тем, что нам придется ее съесть, – сказала я.

Лошадь посмотрела на меня с упреком и, готова поклясться, с тревогой.

Элиан тоже был встревожен – почти в панике. По-моему, на самом деле не из-за меня. Рядом с яблочным прессом в ожидании стояли камеры. Мы все явственнее понимали, для чего они: снимать смерть Уилмы Арментерос.

Элиан остановился и посмотрел на камеры, но не выдержал и отвернулся.

– Она… Бабушка говорит, обещала моей матери. Что не вернется домой без меня. А я…

Элиан предал свою бабушку – всю свою страну, но прежде всего бабушку. Чтобы спасти меня, он предпочел сорвать организованные помехи, которые держали Талиса на поводке. А теперь, когда Талиса больше ничего не сдерживает, он разорвет Уилме глотку.

– Я не могу ехать домой, – прошептал он.

Его ссылка уже была вписана в соглашение. А разбитое сердце Элиана его скрепит.

Внизу холма Талис объяснял Арментерос эту часть сделки. Генерал глянула на нас, и во всем ее облике засветилась радость.

– Она сейчас услышала, что ты будешь жить. – Голос Да Ся был мягким, ровным, уверенным. – Посмотри на нее, Элиан, так, чтобы запомнить. Она ни на секунду не сожалеет о том, что делает, поскольку это означает: ты будешь жить.

Элиан молча смотрел на нее. Я тоже, понимая то, что лучше не произносить вслух. Спасение Элиана должно остаться тайной. Если Талис говорит об этом Арментерос, значит он уверен – уверен безоговорочно, – что она не проболтается. Ей недолго осталось. Значит, он рассказывает ей от… Можно ли сказать, что от доброты?

– О! Я знаю! – плыл над травой звенящий голос Талиса. – Он может поехать в Мус-Джо и помогать расчищать завалы. Ему понравится.

– Не смешите меня, – сказала Арментерос.

– Прекрасно, – махнул рукой ВЛ. – Мне все равно. Я дам ему лошадь. Пусть едет куда захочет. Но скажи ему, Уилма, что он должен исчезнуть, а то пожалеет.

– Поняла.

– Я не поеду, – сказал нам Элиан. – Никуда они меня не отошлют. – Он взял меня за руку. – Я дождусь, пока все закончится, – с бабушкой и с тобой, Грета. Ладно?

– Ладно, – согласилась я.

Он пошел вниз по склону, как Спартак: раб, который стал героем. Когда он подошел к Арментерос, она сграбастала его, как медведь, стоящий на задних лапах, и прижала долговязого внука к своему мягкому и энергичному телу. Но не прошло и трех минут, как они снова начали пикироваться. Только на этот раз – всего один раз – мне показалось, что Элиан победит.

Корабль улетел. Поднимаясь с земли, он выглядел несуразно громоздким – как если бы человек взлетал, махая руками. Но как-то все же поднялся. Набрал скорость, разогнав себя по индуктору. Оторвавшись от верхушки, полыхнули выхлопом двигатели – химические, ударившие жаром и вонью. Конвенция, ограничивающая применение ракетных двигателей только моделями на сжатом воздухе, военным, очевидно, казалась мелочью, которую можно игнорировать, посылая к черту экологический ущерб. Я мысленно сделала себе заметку: потом обсудить это с Талисом. Возможно, эту политику нужно будет поменять.

Ой.

Я только что сделала себе заметку насчет управления миром.

Талис когда-то был человеком. Амброз, наш аббат, управляющий этим жутким местом, – он был ребенком-заложником. Что с ними произошло? Что произойдет со мной?

Корабль удалялся, превращаясь в точку, а у меня внутри все сжималось.

– Пойдемте к реке, – предложила Да Ся.

– А нам позволят? – удивился Элиан.

– Мне – позволят, – уверенно сказала я.

Я радовалась этой уверенности – и пугалась этой радости. Власть еще не должна была изменить меня, и вряд ли это только власть. Интересно, как так получилось, что мальчик по имени Майкл превратился в монстра?

Мы собрали остальных и пошли через люцерну – которая уже здорово подросла; надо еще разок скосить, чтобы было чем зимой кормить коз, – и отправились на песчаный берег у излучины реки.

Вода была холодная и чистая, а в глубине поблескивали рыбешки.

Да Ся и Атта пошли по мелководью, с двух сторон поддерживая за талию Хана. Тот двигался между ними, как лунатик. Тэнди и Элиан пускали блинчики – кто дальше.

Я села на горизонтальную ветку тополя, висящую над водой, и принялась разглядывать на яркой поверхности свое отражение, которое поминутно искажалось и уносилось прочь.

Хороший день. Красивый.

Как и следовало ожидать, Элиан проиграл состязание – поскольку Тэнди никто никогда ни в чем не может победить – и подошел ко мне, встал рядом. Течение бурунами закручивалось у его ног и лизало край подвернутых камуфляжных брюк. Он положил мне руки на колени и запрокинул голову, заглядывая в лицо.

– В ту ночь в саду… – Он смущенно замолчал, сжав мне колени. – Я целовал тебя, и я бы поклялся… Мог бы поклясться, что ты отвечала.

Где-то у пупка начало крутить и разгораться жаром, расползаясь вверх и вниз.

– Да. Так и было.

– Но… – Он отпустил одну коленку и провел рукой себе по затылку, по вновь отросшим волосам. (Тем же движением, что и Талис.) – Ты же меня не любишь.

– Ох, Элиан. – Все было далеко не так просто. Отнюдь нет. – Я… Мне шестнадцать лет. И всю свою жизнь я проспала.

Я наклонилась вперед – так далеко, что упала бы с ветки, не поддержи он меня. Но он поддержал, и я заранее знала, что поддержит. Я доверяла ему и… любила его?

Поодаль Атта и Зи придерживали Хана, соединив руки у него на пояснице. Я наклонилась и поцеловала Элиана в губы. Нежно и медленно, один не торопил другого, оба растворялись в теплоте и радости, пусть и не в том, большем, чего он хотел.

– Ты разбудил меня, Элиан Палник.

– Как Спящую красавицу. – Он горько, грустно улыбнулся. – Моя принцесса.

Я не совсем это имела в виду – разбудил меня его крик, а не его поцелуй, – но пусть у него будет свое толкование. Почему нет? Поцелуй ведь тоже помог.