Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Недостаточно, чтобы воспитание только не портило нас, — нужно, чтобы оно изменяло нас к лучшему.
Чтобы обучить другого, требуется больше ума, чем чтобы научиться самому.
Не представляю себе, как можно довольствоваться знаниями, полученными из вторых рук; хотя чужое знание может нас кое-чему научить, мудр бываешь лишь собственной мудростью.
Очень многих я видел на своем веку, которые были доведены до совершенной тупости неумеренной жаждой знания.
Очень полезно оттачивать и шлифовать свой ум об умы других.
Нашему остроумию, как кажется, более свойственны быстрота и внезапность, тогда как уму — основательность и медлительность.
Самым лучшим доказательством мудрости является непрерывное хорошее расположение духа.
Вовсе не требуется всегда говорить полностью то, что думаешь, это было бы глупостью, но все, что бы ты ни сказал, должно отвечать твоим мыслям; в противном случае это — злостный обман.
Те, кто уверяет, что имеет в голове много мыслей, но выразить их не умеет из-за отсутствия красноречия, — не научились понимать самих себя.
Откровенная речь, подобно вину и любви, вызывает такую же откровенность.
Подлинным зеркалом нашего образа мыслей является наша жизнь.
Упрямство и чрезмерный пыл в споре — вернейший признак глупости.
Невозможно вести честный и искренний спор с дураком.
Книги сопровождают меня на протяжении всего моего жизненного пути, и я общаюсь с ними всегда и везде. Они утешают меня в мои старые годы и в моем уединенном существовании. Они снимают с меня бремя докучной праздности и в любой час дают мне возможность избавляться от неприятного общества. Они смягчают приступы физической боли, если она не достигает крайних пределов и не подчиняет себе все остальное.
Надо уметь переносить то, чего нельзя избежать.
Если, с одной стороны, наш ум крепнет вследствие соприкосновения с умами обширными и развитыми, то, с другой стороны, нельзя себе представить, насколько он теряет и вырождается вследствие постоянного знакомства и сношения с умами низменными и болезненными.
Люди ничему так твердо не верят, как тому, о чем они меньше всего знают, и никто не выступает с такой самоуверенностью, как сочинители всяких басен — например алхимики, астрологи, предсказатели, хироманты…
Я говорю правду постольку, поскольку осмеливаюсь ее говорить; чем старше я становлюсь, осмеливаюсь делать это все реже.
В дружбе нет никаких иных расчетов и соображений, кроме нее самой.
Настоящий друг — это тот, кому я поверил бы во всем, касающемся меня, больше, чем самому себе.
Сильное воображение порождает событие.
Пытливости нашей нет конца, удовлетворенность ума — признак его ограниченности или усталости.
Книжная ученость — украшение, а не фундамент.
Истинные ученые подобны колосьям в поле. Пока колос пуст, он весело растет и гордо подымает кверху главу, но когда он разбухает, наполняется зерном и созревает, он проникается смирением и опускает голову.
Я осуждаю всякое насилие при воспитании юной души, которую растят в уважении к чести и свободе. В суровости и принуждении есть нечто рабское, и я нахожу, что то, чего нельзя сделать с помощью разума, осмотрительности и уменья, никак нельзя добиться силой.
Все средства — при условии, что они небесчестны, — способные оградить нас от бедствий и неприятностей, не только дозволены, но и заслуживают всяческой похвалы.
Наихудшее состояние человека — это когда он перестает сознавать и владеть собой.
От недостатка уважения к себе происходит столько же пороков, сколько и от излишнего к себе уважения.
Истинное достоинство подобно реке: чем она глубже, тем меньше издает шума.
Молчаливость и скромность — качества, очень пригодные для разговора.
Нет ответа более унижающего, чем презрительное молчание.
Можно поучиться и у врага.
Самые выдающиеся дарования губятся праздностью.
Среди других прегрешений пьянство представляется мне пороком особенно грубым и низменным.
Страх то придает крылья ногам, то приковывает их к земле.
Кто боится страдания, тот уже страдает от боязни.
Трусость — мать жестокости.
Высокомерие складывается из чересчур высокого мнения о себе и чересчур низкого о других.
Обвинениям в адрес самого себя всегда верят, самовосхвалению — никогда.
Лживость — гнуснейший порок.
Если бы ложь, подобно истине, была одноликою, наше положение было бы значительно легче. Мы считали бы в таком случае достоверным противоположное тому, что говорит лжец. Но противоположность истине обладает сотней тысяч обличий и не имеет пределов.
Не без основания говорят, что кто не очень-то полагается на свою память, тому нелегко