Пауза.

— Ты это серьезно?

— Абсолютно. Есть жертвы. Скажи Хургаеву, что эта информация конфиденциальная, чтобы он не трепал языком.

Юрий Хургаев положил трубку. Он прикурил сигарету, и она задрожала в его губах. Андрей Гальченко. Человек, которому он безоговорочно доверял, оказался оборотнем. Он был его заместителем не только в «Алмаз-Инвесте». Хургаев и Гальченко вместе налаживали контакты в Либерии и Европе. Он был готов услышать имя Олега Платонова и еще двух подозреваемых, но только не своего близкого друга. Действительно, в бизнесе друзей не бывает, не стоило забывать эту истину.

Камиль в это время широко улыбался. Он дождался главного ответа. Он поверил в искренность запроса главы «Алмаз-Инвеста». По той причине, что тот не мог знать о телефонном разговоре Гриффина и Хакима. Теперь настало время повидаться с Джебом. Отдать должное отчаянному дайверу, застав его врасплох.

Хаким надел серый костюм. Темно-синяя рубашка в сочетании с бледноватым цветом пиджака смотрелась весьма утонченно. Присев на стул, он с царской небрежностью поддернул штанины и надел туфли.

Во дворе его дожидались два джипа «Шевроле». Охранник открыл заднюю дверцу, и Камиль занял место в салоне. Открылись ворота, и обе машины выехали со двора. Они ехали к порту, где Камиль и его охранники сменят наземный транспорт на водный.

Москва

Уже начинало темнеть. Московские улицы меняли дневной наряд на вечерний. Тут и там вспыхивали рекламы, красиво подсвечивались витрины. Шторы на окнах офиса плотно запахнуты. Свет модернового светильника в виде уличного фонаря, нашедшего место напротив вешалки, падает на двух собеседников.

Юрий Хургаев устроился на низком диване. Над головой хозяина «Алмаз-Инвеста» красовалась картина современного баталиста — длинная и узкая, с двумя фрегатами на переднем плане: раненой птицей, режущей крылом волну, и парусником, окутанным дымом. Юрий Алиевич раскурил трубку, по кабинету распространился ароматный табачный дым.

Сегодня Волкову, можно сказать, повезло, он буквально выехал на чужом горе из жаркой страны: накануне в курортном городке попала в аварию группа российских туристов, борт МЧС эвакуировал раненых и одного погибшего. Руководитель группы спасателей не смог отказать полковнику ФСБ и взял его на борт.

Хургаев терпеливо слушал бессвязный, часто прерывающийся рассказ Волкова. Он то ли докладывал, то ли оправдывался. Хозяин конторы лишь подмечал, словно убирал за собеседником словесный мусор: «Его левая командировка не принесла ничего, кроме расходов. Мудак! За каким чертом я ему доверился!»

Глава «Алмаза», поджидая следователя, уже знал, чем встретит его и чем ответит на его отчет. Он не собирался платить ему. Наоборот, он намеревался в качестве компенсации потребовать разобраться со своим помощником Андреем Гальченко. О чем заявил Волкову в лоб.

— Что сделать? — переспросил полковник. Он сидел напротив Хургаева. В помятом костюме. Задравшаяся штанина открывала черный носок и часть волосатой ноги.

— Сегодня я получил достоверные сведения о том, какое именно судно подверглось нападению. — Юрий Алиевич вел беседу не в своем стиле. Два человека в кабинете, как две чаши весов. На одной — сам Хургаев, окутанный невидимым облаком долгожданного результата, на другой эта транспарантная бестолочь, обмотанная нулевым полотнищем. — Ты все это время гонял порожняки, Сергей.

— Погодите, — встрепенулся Волков, расслышав два слова: достоверные сведения. — Вы можете назвать свой источник?

— Почему бы и нет? — пожал плечами Хургаев. — Это глава греческой страховой компании Griffin's Insurance Андреас Гриффин. Его агентура отслеживает преступления подобного рода. Нападению подверглось судно Камиля Хакима, есть жертвы. Это я цитирую, если хочешь.

— Вы позвонили ему или он вам?

— Это важно?

— Да.

«Боже, — мысленно простонал Хургаев, — я смертельно устал от этого болвана».

— Я ему позвонил. За два года это был первый наш с ним разговор. До этого мы три года работали в тесном сотрудничестве.

— Кто-нибудь знал о том, что вы собираетесь запрашивать греческую компанию?

— Никто. Решение пришло подсознательно. И я сразу же позвонил Гриффину.

— Он сразу ответил на ваш запрос?

— Почти. Я слышал, как он с кем-то говорил по другому телефону — минуту-другую. Видимо, связывался со своими агентами. — Хургаев раскурил погасшую трубку, громко причмокивая. — Твои дайверы минувшей ночью были в гостинице? — спросил он, пристально вглядываясь в собеседника.

— Да.

Сказать «нет» для Волкова означало обозначить исполнителей, но указать на невинного человека. И следователь дословно вспомнил откровенную беседу в номере Александра Абрамова, где назвал капитану все четыре судна.

— Что именно ты хочешь сказать своими вопросами? — наконец-то перешел в атаку Хургаев. — Что ты выискиваешь? Дай я сам отвечу. Ты провалил дело. Ты все это время гонялся за чужой тенью. Ты, надо отдать тебе должное, нашел хороший ход с античной подставой. Но ты же и не воспользовался им. Пока ты колесил по Египту, я не сходя с места решил все проблемы. И все они родили еще одну, последнюю. Я еще раз говорю: тебе придется разобраться с моим помощником. Но прежде узнай у него имена исполнителей.

— А вдруг вы ошибаетесь, Юрий Алиевич?

— Это значит, что и ты ошибся.

Волков мысленно выругался. Он не мог сказать Хургаеву, что Абрамов подставил невинного человека. Если скажет, то не получит «под расчет», а это пятьдесят тысяч долларов. Вряд ли Хургаева устроит разговор про военную разведку. Он прервет собеседника на полуслове и будет прав. Прервет резко: «Что еще ты сочинил за две неполных рабочих смены?»

— Дайте мне данные на вашего заместителя, — устало попросил следователь, отчего-то не называя имени Андрея Гальченко. Он был готов к такому повороту, из-за которого доносилось еле слышное: «...я с тебя живого шкуру спущу». И очень четкое: «У меня встречное предложение: я сам спущу шкуру с предателя, окопавшегося в вашей конторе». За приличные деньги, конечно.

— Это другой разговор, — кивнул Хургаев.

— Я не закончил. У меня вопрос. Гальченко что-то подозревает?

— Нет.

— Точно?

— Я же сказал, что нет.

— Вы не хотите поговорить с ним? Откровенно. Напоследок.

"Какого черта он загоняет себя в угол? — недоумевал Хургаев. — Как-то необдуманно — кажется, на одних чувствах".

Диктофон в кармане Волкова фиксировал каждое слово. Сам следователь был напряжен и боялся разоблачения.

— Мне будет трудно сделать это, — ответил Хургаев. — Нас связывает многолетняя дружба. Я не смогу объясниться с Андреем начистоту, глядя ему в глаза. У него хорошие, честные глаза. Когда разберешься с ним, я расплачусь с тобой.