Сердце в груди у Лахлана застучало так же громко, как стучали копыта его коня. Эванджелина стояла одна на песке, на океанском ветру ее длинные локоны развевались вокруг лица, а ткань платья прилипала к телу.

Когда он приблизился, Эванджелина убрала с лица волосы, и у него что-то оборвалось внутри. В ее необыкновенных глазах остались следы слез, и Лахлан еще раз проклял себя за то, что причинил ей боль. Натянув поводья, он остановил Фина и спрыгнул с седла. Попятившись от него, Эванджелина оступилась, и Лахлан тихо выругался: она решила, что его гнев — гнев на себя, который, несомненно, был написан у него на лице, — направлен на нее.

— Я знаю, — она подняла руку, — я последний человек, которого ты хотел бы видеть, но…

— Ошибаешься. Ты единственный человек, которого я хотел бы видеть.

Воспользовавшись ее недоверием и замешательством, Лахлан подошел ближе.

— Прости, Эви. Прости меня за все несправедливые слова, слетевшие с моих дурацких губ.

— Тебе не за что извиняться, — отвернувшись от него и глядя в море, отозвалась Эванджелина, обхватив себя руками за тонкую талию.

— Смотри на меня, когда говоришь это. — Лахлан повернул ее лицом к себе. — Посмотри мне в глаза и скажи, что я не обидел тебя, не оскорбил своими словами. Господи, Эви, ты не заслужила моего гнева.

Эванджелина потупилась и попыталась отойти от него.

— Нет, я не позволю тебе уйти, пока ты не расскажешь мне, что он с тобой делал.

— Нет! — Ее глаза расширились от ужаса, и она постаралась освободиться из рук Лахлана. — Пожалуйста, отпусти меня! — взмолилась Эванджелина, задыхаясь от тщетных усилий вырваться от него.

— Нет, Эви. Я понимаю, что будет трудно, но для тебя это единственный способ оставить все позади. — Сев на песок, Лахлан потянул ее вниз и, подняв колени, прижал Эванджелину к груди. — Я знаю, что Роуэн отправил тебя защищать Сирену, и как тот, кого ты стараешься оберегать, понимаю, что ты выполнила бы свое задание, чего бы тебе это ни стоило — даже если бы ради этого тебе пришлось страдать. Вот почему ты отдалась ему, ведь это так?

Положив подбородок ей на макушку и поглаживая ее по волосам, Лахлан ждал. Как бы мучительно ни было это слушать, им обоим была необходима откровенность. Эванджелина начала свой рассказ так тихо, что он с трудом ее слышал.

— Однажды вечером Аруон пришел ко мне в комнату, чтобы добиться от меня ответа, кто мои родители, как и почему я оказалась на Островах. Оглядываясь назад, я думаю, что даже тогда он прекрасно знал, кто я. Роуэн, стараясь защитить меня, держал в тайне мое происхождение, но я совершенно уверена, что Аруон достаточно хорошо знал мою мать, чтобы увидеть наше с ней сходство. Он был таким бессердечным, эгоистичным негодяем, что я сомневаюсь, заботило ли его вообще то, что моя мать повинна в гибели Фэй — Волшебные Острова. Мне жаль, что тогда я этого не понимала, так как это дало ему власть надо мной, и он воспользовался моей слабостью. Если бы мои ответы его не удовлетворили, меня изгнали бы с Островов, разлучили бы с Сиреной. Я бы погубила и ее, и Роуэна. — Эванджелина подняла взгляд на Лахлана, словно умоляя понять ее. — Я не могла позволить, чтобы это случилось. Не считая Роуэна, у меня не было никого, кроме Сирены. Она по-дружески относилась ко мне и много выстрадала в руках Аруона. Я не могла допустить, чтобы она еще страдала. Я знала… я знала, что он хочет меня, и, чтобы отвлечь от расспросов, решила пофлиртовать с ним.

Было больно слышать отвращение к себе, прозвучавшее в ее тихой усмешке, и, желая утешить Эванджелину, Лахлан провел ладонью вверх и вниз по ее предплечью.

— По своей наивности я думала, что ему будет достаточно поцелуя.

Словно механически, безжизненным, равнодушным тоном она пересказала то, что вытерпела от Аруона, Аруон легко отделался; за то, что он делал с Эванджелиной, он заслуживал медленной, мучительной смерти.

Чувствуя, что должен смотреть ей в глаза, когда будет просить прощения, он поднял Эванджелину с колен и бережно уложил на песок. Стараясь не касаться ее тела своим, Лахлан наклонился над ней и взял в ладони ее лицо.

— Ты не заслужила моих оскорблений, Эви. Ты заслужила мое уважение и восхищение за то, что тебе пришлось перенести. Ты женщина, которая следует своим убеждениям и защищает тех, кто ей дорог, не обращая внимания на собственные страдания.

— Пожалуйста, не нужно превозносить меня. Я не сержусь на тебя за твои слова. Я понимаю, откуда они шли.

— Да как ты можешь понимать, если я сам этого не понимаю?

Она испуганно вздрогнула, а Лахлан, закрыв глаза, проклял собственную неспособность держать себя в руках, а потом заговорил более мягким тоном:

— Я ревновал, Эви. Я был вне себя оттого, что другой мужчина обнимал тебя, целовал, был в тебе.

Он замолчал, не зная, следует ли сказать остальное. Но ему ничего другого не оставалось. Между ними не должно быть секретов, тем более если они хотят, чтобы их брак был счастливым, а Лахлан теперь знал, что он этого хочет.

— У меня вызвало омерзение, что этим мужчиной был мой отец. Нет, не отворачивайся от меня. Я знаю, что похож на него, Эви, и признаюсь, что мне не чуждо самолюбие. Меня возмутила мысль, что ты используешь меня, как замену моему отцу. — Лахлан выпрямился, сел и, взяв ее руку, смотрел на изящные пальцы, не в силах отвести взгляд. — Ты много значишь для меня. Ты стала нравиться мне больше, чем я хотел, поэтому мысль, что ты использовала меня, чтобы получить власть над Островами, не доставила мне радости.

— Нет, к этому я никогда не стремилась.

Лахлан поцеловал ее ладонь и, растянувшись рядом с Эванджелиной, приподнялся на локте.

— Теперь я это знаю. Мне следовало сразу понять это, но мысль, что ты была с кем-то еще, кроме меня, тем более с Аруоном…

Эванджелина прижала пальцы к его губам и посмотрела ему прямо в глаза.

— Ты единственный мужчина, с которым я всегда хотела быть.

Ее откровенное признание уничтожило последние сомнения. Напряжение ушло из его мышц, сменившись головокружительным чувством блаженства, и Лахлан, улыбнувшись, привлек Эванджелину к себе.

— Тогда почему ты стащила меня со стропила в Льюисе в тот день, когда я поцеловал тебя? — Задав этот вопрос, он тут же проклял себя за свою глупость. — Боже правый, я напугал тебя, верно? Я так похож на своего отца, что ты приняла меня за него, так?

— Знаешь, на самом деле нет. — Она погладила его по щеке. — И вообще это не имеет значения. — Легкая улыбка коснулась ее губ. — Если бы я знала, что это ты причиняешь огорчения Сирене, я сделала бы то же самое.

— Нет, имеет. — Лахлан не мог согласиться с ее очевидным желанием уклониться от ответа. — Я пугаю тебя, когда прикасаюсь к тебе, когда целую тебя? Это напоминает тебе о нем?

— Это было однажды, в тот первый раз в пещерах. Там было темно, и… Нет, не смотри на меня так. Ты совсем не похож на Аруона. Ты нежный и добрый. С тобой я чувствую себя спокойной и защищенной.