Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время всей этой нежной и приятной сцены от внимания Хюррем не ускользнули две очень важных вещи. Теперь Валиде Султан не называла ее больше Хасеки, а называла Хюррем Ханым. Последнее имя звучало совершенно по-другому. Как именно – Хюррем объяснить не могла. Но это казалось ей более теплым обращением, нежели прежнее – Хасеки.
Вторая деталь была еще более важной. Хафза Султан все время называла будущего младенца словом «ребенок». Она запросто могла сказать, например: «Хюррем Ханым родит нашему повелителю сына», но она так не говорила. Почему?
От догадки Хюррем стало не по себе.
– Она боится, что мое дитя окажется мальчиком.
Ведь Валиде знала, что, если родится мальчик, он станет соперником Мустафе.
«Откуда ей ведомо, как сложится судьба? – подумала Хюррем. – Нет, я обязательно рожу Сулейману сына! И трон османской династии обязательно займет шехзаде московитской Хюррем, а не сын Гюльбахар. Клянусь, все будет именно так».
«Хюррем ожидает ребенка!» Эта новость мгновенно разлетелась по дворцу. Сам султан Сулейман узнал об этом не от Хюррем и не от Хафзы Султан. Молодой падишах получил это известие от своего главного сокольничего Ибрагима, осматривая на верфи в Золотом Роге только что построенную галеру.
В какой-то момент к Ибрагиму подошел слуга и что-то прошептал сокольничему на ухо. Главный сокольничий совершенно не удивился. Подойдя к падишаху, который разговаривал с капитаном, он произнес: «Да благословит вас Аллах, повелитель!» Падишах удивился, услышав такие слова во время разговора о том, что галера теряет маневренность из-за слишком больших парусов. Он удивленно посмотрел на своего друга.
Ибрагим тотчас почтительно поклонился и поцеловал подол султанского кафтана.
– Да продлит Аллах ваши годы, повелитель, да благословит он ваше государство! Пусть потомство ваше будет благополучно, пусть будет благословен ваш род!
– Что ты такое говоришь, главный сокольничий?
– Повелитель вновь скоро станет отцом, да хранит вас Аллах!
«Моя Хюррем! – нежно подумал падишах. – Интересно, родится мальчик или девочка?» Внезапно он заметил, что его беспокоит одна мысль: Аллах уже два раза позволил ему стать отцом сына. А может быть, на этот раз родится настоящая принцесса? Она должна получиться такой же красивой, как Хюррем, с такими же красивыми глазами, с таким же глубоким взглядом, с такой же чарующей и пьянящей улыбкой, которой завидует само солнце.
Внезапно толпа янычар, окружавших галеру, заволновалась. Раздался вопль матросов, сновавших, словно пчелы, по бортам, палубе и мачтам галеры: «Пусть потомство ваше будет благополучно, да будет благословен ваш род! Долгих лет жизни падишаху!»
На глаза Сулеймана навернулись слезы. Он обнялся с визирями и пашами, поприветствовал матросов. Затем все вернулись к своей работе. На борт галеры с трудом втащили огромные бронзовые пушки. Следом затащили сундуки с ядрами. Один из матросов затянул песню, другие тотчас подхватили ее. Звучные мужские голоса понеслись над водами Золотого Рога, видавшими разные дни. Чайки с испуганными стонами взметнулись ввысь.
Падишах немедленно отправился в мечеть совершить благодарственный намаз, а когда вернулся во дворец, уже давно стемнело. Он долго молился о том, чтобы ребенок, который, если на то будет милость Аллаха, скоро окажется в его объятиях, прожил долгие годы счастливо и чтобы военный поход, в который он собирался отправиться, завершился победой. Когда султан вошел к себе в покои, слуги засуетились. Они намеревались известить Хюррем о его приходе, но Сулейман остановил их. Он сам отправился к ней в комнату и тихонько открыл дверь. Хюррем спала на роскошном седире перед окном. Стояла полная тишина, и лишь потрескивали дрова в островерхом камине. На лице Хюррем, освещенном дрожащим светом почти погасшей лампы в изголовье, была спокойная счастливая улыбка. «Даже во сне она улыбается», – подумал Сулейман.
Теперь он начинал верить в то, что Хюррем является милостью, ниспосланной ему с небес. Рядом с ней он забывал обо всем, что его терзало и тревожило, обо всех мыслях, не дававших ему покоя, обо всех военных планах. Сердце его наполнялось покоем и радостью. «Что нужно еще мужчине от женщины», – говорил он себе. Потомство? Хюррем и это даровала ему.
К тому же с Хюррем он мог говорить обо всем.
Он смотрел на сладко спавшую Хюррем и вспомнил их первую встречу. Какой чарующе прекрасной она тогда выглядела в свете пламени островерхого очага! Сам того не замечая, он смотрел на ее живот. Где-то внутри зрело его семя. Из его жизни зарождалась новая жизнь.
Сулейман наклонился, его губы легонько прикоснулись к ее лбу. Когда Хюррем открыла веки, он не сдержался и поцеловал ее в сонные глаза.
– Мы получили от вас благую весть, Хюррем Ханым.
Хюррем изо всех сил обняла его за шею: «Я сама хотела обо всем сказать моему великому султану. Но в его дворце новости разносятся быстрее ветра».
– Какой там дворец, – улыбнулся падишах. – Даже наши воины узнали обо всем раньше нас. Сейчас войско празднует.
– Наш повелитель гневается?
Падишах ответил поцелуем: «Разве, когда душа дает другой душе жизнь, можно гневаться, моя Хюррем? Наш дворец станет свидетелем чуда, от солнца родится солнце. Мы радовались, что у нас есть одно солнце, а теперь у нас их будет два».
Хюррем взяла Сулеймана за руку и приложила к своему животу: «Чувствуешь, как он шевелится?»
Сулейман ничего не почувствовал. Но, чтобы не расстраивать Хюррем, он долго гладил ее живот.
А Хюррем в это время погладила падишаха по голове и сказала: «Твой шехзаде уже сейчас такой непоседа!»
– Шехзаде? А если это принцесса, такая же красивая, как и ты?
– Нет, – уверенно сказала Хюррем, продолжая гладить падишаха по голове. – Хюррем родит великому падишаху сына. Он будет таким же красивым, как его отец, и таким же сильным, смелым, справедливым и добрым.
Во дворце все были так заняты беременностью Хюррем, что внезапное исчезновение главного евнуха Сюмбюля почти никто не заметил. Однажды тот вышел из дворца и не вернулся. С того дня никто не видел и не слышал о Сюмбюль-аге. Его пытались искать, но все было тщетно. Сюмбюль словно бы сквозь землю провалился.
Сначала все решили, что он что-то украл и сбежал. Но когда у него под кроватью нашли восемьдесят набитых золотом кошельков, стало ясно, что подозрение напрасно. Ведь он даже не забрал свои деньги.
Дни сменялись днями, и все уже перестали верить в возвращение Сюмбюля, а затем и вовсе забыли о евнухе. Только Хюррем печалилась. Как могло такое произойти? Люди исчезали, словно тени, сегодня был человек, а завтра его уже нет. И сразу все об этом забывали, словно бы этих людей не бывало здесь никогда, словно бы они никогда не ходили по этим коридорам, никогда не открывали эти двери. Так исчезла Деспина – не прошло и дня, как о ней позабыли. А Гюльбахар? Сама Махидевран Гюльбахар Хасеки. Мать шехзаде самого падишаха. Она не успела еще доехать до места ссылки, как дворец о ней напрочь забыл. А сейчас вот Сюмбюль-ага. Так, значит, оказаться забытым было очень просто. А что нужно делать, чтобы о тебе не забыли? Что нужно делать, чтобы люди помнили о тебе, чтобы жизнь твоя не оборвалась и не исчезла, словно сухой лист с ветки?