Наша же цель – и это видно любому – совершенно в другом. Любовные связи Полины очень часто имели серьезные политические, дипломатические и военные последствия. И мы хотим здесь проследить именно эти последствия. Конечно же, может случиться и так, что для того, чтобы полнее показать роль этой молодой женщины, мы будем вынуждены проникнуть в ее альков и представить ее за самым сладостным времяпровождением в компании какого-нибудь мужчины.

Читатель, надеюсь, простит меня за это…

Полина – которая вначале звалась Паола-Мария – родилась в Аяччо 20 октября 1780 года под знаком Весов. Что вовсе не помешало ей позднее проявить признаки самой полнейшей неуравновешенности.

«Судьба, – сообщает нам Жюль Перро в своем красочном стиле, – предначертав ей жизнь самой богатой жрицы любви всех времен, условилась с Матерью-природой о том, что грациозная девочка не станет терять свои самые прекрасные годы на игры в куклы. В двенадцать лет Полина уже полностью сформировалась как женщина и была готова выполнить предначертания судьбы»143.

В 1793 году, скрывшись с Корсики, где Люсьен выступил против Паоло, Лэтеция с детьми нашла прибежище в Марселе, на грязной улочке неподалеку от старого порта. Там, для того чтобы заработать на пропитание, будущая Мадам Мать работала прачкой. Нунциата – которая тогда не называлась еще Каролиной – помогала ей стирать белье, а старшие дочери, Элиза и Полина, разносили белье по домам клиентов.

Обе они были ослепительно красивыми, и молодые марсельцы поглядывали на них с плотоядным огоньком во взоре. Некоторым из них удавалось в уголке улицы пощупать их груди. Добившись своего, они возвращались домой с таким восторженным выражением на лице, которое можно увидеть на витражах собора в Бовэ…

Юные представители семейства Бонапарт, а в особенности Полина, не очень обижались на эти прикосновения, считая их свидетельством восхищения их красотой, и частенько соседи слышали, как они смеялись в моменты, когда им следовало бы – выполняя правила игры – жалобно кричать, как это делают воспитанные девочки.

Это пренебрежение к лицемерию вскоре создало им нехорошую репутацию.

Скажем сразу же, что недобрые слухи, которые ходили о них среди соседей и которые вновь увидели свет во всех памфлетах времен Реставрации, не имели под собой никакой основы. В доказательство этого достаточно привести только свидетельство генерала Рикара, который знавал Полину и Элизу в Марселе144:

«Поведение сестер Наполеона, будучи безупречным на деле, не являлось таковым с виду. Я помню о некоторых случаях и вольностях, которым я лично не придавал ни малейшего значения, в отношениях с молодыми марсельцами, которых притягивало очарование этих девиц (Полина была восхитительно красива: она могла бы быть идеалом красоты). Возможно, что среди этих молодых людей и нашелся какой-нибудь фат, похвалявшийся милостями, которые он не смог от них получить, или же даже решивший отомстить за категорический отказ распусканием слухов, порочащих память детей Лэтеции. Тут я не могу ничего утверждать. Но должен сказать, что общественное мнение в Марселе было против них, и оно приписывало им любовные приключения часто скандального характера»145.

«По-детски непосредственная и поверхностно чувственная», как описал ее Анри д’Альмера, Полина, вероятно, именно тогда-то, в один из волнующих вечеров весны 1794 года, и стала в первый раз любовницей, как утверждает легенда, капрала Севрони, молодого корсиканца, который потом стал генералом империи.

Как бы то ни было, но девочка вскоре покинула Марсель и поселилась вместе с семьей в замке Салле, который Наполеон реквизировал неподалеку от Антиба. Там Полина, вероятно, приводила в трепет молодых офицеров, которые окружали ее брата. Почти все они положили на нее не только глаз, но и лапу. И почти всем досталось. По маршальскому жезлу, разумеется, ибо Наполеон, став императором, не забыл первых воздыхателей своей любимой сестры.

А среди этих блестящих молодых военных был один толстый и застенчивый юноша, который не стал следовать примеру своих товарищей, увивавшихся за Полиной. И пока все остальные с легкостью добивались милостей молодой корсиканки, он молча сгорал от любви. Этого парня звали Жюно.

Однажды вечером, увидев, как Полина купалась неподалеку от Квадратного Форта, «он почувствовал, как в нем родилось желание стать единственным обладателем пленительных округлостей, представлявших собой радость офицеров в Антибе»146. Охваченный волнением, он решил, как хороший подчиненный, рассказать обо всем своему генералу. Их разговор донесла до нас герцогиня д’Абрантес:

«Однажды вечером Наполеон и Жюно нашли в тени деревьев полянку, наполненную ароматами растений… Друзья шли медленно, молча, держась за руки и сжимая их время от времени, словно бы для того, чтобы спросить что-то у сердца и ответить на этот вопрос. В этот момент для них не существовало эполет, которые отдаляли генерала от адъютанта. Оба мужчины, эти двое друзей, были в тот прекрасный вечер очень близки друг другу, их сблизило то, что они купались в нежном, переливающемся и наполненном ароматами воздухе в окружении зарослей кустов, гирлянд приятно пахнувших цветов, что они разговаривали друг с другом сердцами. Они были намного ближе друг к другу, чем в позолоченном кабинете, площадью в десять квадратных футов…

Сердце Жюно было наполнено чувствами, которыми человеку обычно требуется поделиться с другом. Но Бонапарт уже давно знал его тайну: ему было известно, что Жюно был безумно влюблен в Полетту Бонапарт.

Его совсем юное сердце не смогло устоять при виде столь пленительного создания, каким была Полетта. Он любил ее страстно, до умопомрачения. И тайна его стала известна генералу самое большее через неделю. А коль скоро разум не смог удержать его от этой любви, честь повелевала ему открыться генералу.

Бонапарт не сказал в ответ на его просьбу ни да, ни нет. Он стал его утешать, и самыми убедительными доводами стали слова о том, что он был почти уверен в том, что Полетта с удовольствием скажет “да” в тот день, когда Жюно сможет предложить ей жилище.

В тот самый вечер, о котором идет речь, Жюно, вдохновленный словами Бонапарта, стал еще более настойчивым. Накануне он получил письмо от отца и показал его Бонапарту. Господин Жюно-отец сообщал в нем сыну о том, что пока он не может дать ему никаких денег, но что вскоре размер его наследства будет равен двадцати тысячам франков.

– Таким образом, я скоро стану богатым, – сказал Жюно Бонапарту, – потому что с этой суммой я буду иметь тысячу двести франков ренты. Мой генерал, клянусь вам, что…

Бонапарт внимательно выслушал Жюно. А потом с огорчением произнес:

– Я не могу написать матери о твоей просьбе, поскольку у тебя будет рента в тысячу двести франков, хорошо, но пока-то ее у тебя нет. Твой папаша, черт возьми, находится в прекрасном здравии, и ждать от него наследства тебе придется еще довольно долго. И наконец, у тебя сейчас ничего нет, кроме лейтенантских эполет. Что же касается Полетты, то у нее даже и этого нет. Давай же подведем итог: у тебя ничего, у нее ничего, что получается? Ничего! Таким образом, в настоящее время жениться вы не можете. Давай подождем…»147