Создаст, возможно, к исправленью прецедент

Политики так далеко зашедшей.

Ведь видим мы по вашей ручки мановенью

Кюре, министров, судей появленье В одно мгновенье.

Припев:

Не упирайтесь, вам полезно поскользить,

Ведь сможете ошибку совершить,

Может быть.

Когда случайно, Зоэ (ну как знать?),

Своею нежно-трепетной рукой

Вы будете блаженство доставлять Развалине распутной, боже мой!

Надеюсь, что вы вспомните о том,

Что некогда сказал старик Платон.

Он был умен!

Припев:

Не упирайтесь, вам полезно поскользить,

Ведь сможете ошибку совершить,

Может быть.

Эти советы быть поосторожнее только вызвали усмешку у мадам дю Кайла, которая, уверенная в своей безнаказанности, решила, что к ней ничто не может прилипнуть. В апреле 1824 года она даже решила позабавиться и удивить своих врагов тем, что, перейдя все границы наглости, стала любовницей господина де Пероннэ, молодого министра юстиции, который ей так нравился…

Но это было сделано мимоходом. Ибо в то время Зоэ очень волновало состояние здоровья короля, и она не могла посвятить себя целиком занятиям багателью.

А несчастный Людовик XVIII быстро угасал.

«Когда его переносили в кресло на колесиках, – пишет некий автор мемуаров, – тело его сгибалось в дугу, а голова почти касалась колен».

Зрелище, следует признать, было не из приятных.

11 сентября, не имея сил двигаться, он в последний раз показался на людях. Время от времени обретая ясность ума, он сказал что-то недоброе в адрес герцогини Ангулемской, но спустя несколько минут после этого спохватился. И тогда, выйдя из оцепенения, произнес лучшие слова из всех сказанных им во время жизни:

– Прошу вас, племянница, простить меня. Когда человек умирает, он сам не знает, что делает…

16 сентября, соборовавшись по настоянию мадам дю Кайла, он отдал Богу душу…

На другой день придворные врачи произвели вскрытие. И обнаружили, как сообщил нам маршал Мармон, что галантные органы короля были несколько атрофированы.

Мадам дю Кайла плакала, как умела это делать только она. Затем она утешилась и уехала разводить овец137.

И тогда все узнали, что любовница старого, страдавшего подагрой и бессильного короля имела начиная с 1821 года, для того чтобы приглушить огонь желания, молодого и пылкого любовника. Имя его показывает, насколько судьба коварна.

Любовника звали Леруа…138

Есть очень красивые этикетки.

Г-жа Бусико

Начало царствования Карла X было отмечено одной очень вольной эпиграммой, веселившей всех парижан без исключения:

Вчера, распутному скопцу принадлежав,

Под женским каблуком наш скипетр находился,

А в руки Карлу-дураку попав,

Сегодня он в кадило превратился.

Это четверостишье было, конечно, несколько вызывающе по содержанию и не свидетельствовало о чрезмерной любви к королевской власти, но оно довольно точно описывало облик обоих монархов…

Карл X действительно ничуть не походил более на того маленького распутника, который некогда преследовал Марию-Антуанетту в кустах Трианона, задирал юбки придворным дамам и организовывал галантные ужины, на которых после десерта было принято «предоставить слово естеству»…

Суровый, осторожный, очень набожный, он теперь бросал только застенчивые и испуганные взгляды на девиц, которыми кишел дворец Тюильри.

Этому необычному превращению он был обязан мадам де Поластрон, любовником которой граф д’Артуа долгое время являлся. Перед тем как умереть от чахотки, молодая женщина в порыве раскаяния заставила его поклясться в том, что он никогда больше не будет жить в грехе и что посвятит себя «до конца дней своих» служению Богу.

Таким образом, автор эпиграммы был прав. Впервые в истории Франции на трон взошел мужчина, давший обет никогда больше не интересоваться женщинами.

Нам не хотелось бы делать из этого поспешных выводов, но для того, кто с восхищением наблюдал любовный пыл у сорока королей, которых имела страна на протяжении тысячи лет своего существования, было по крайней мере занятно констатировать, что последний французский король был первым, кто дал обет целомудрия…

Таким образом, правление Карла X было необычайно пресным периодом в истории Франции.

Лишившись возможности наслаждаться острыми любовными историями, которые, начиная с Гуго Капета, почти ежедневно происходили в королевских дворцах, люди добрые вынуждены были ограничиться вульгарными любовными приключениями артистов, певцов или балерин из оперы. Можно представить себе их отчаяние…

В июне 1825 года в этой серости будней появился некоторый просвет: во Флоренции в возрасте сорока пяти лет умерла Полина Бонапарт.

И сразу же многочисленные памфлеты, анекдоты, песенки, брошюры, листовки сообщили восхищенному мелкому люду о необычайных выходках этой неутомимой искательницы любовных приключений.

Само собой понятно, что большинство публикаций появилось в газетах королевского толка, которые были рады случаю дискредитировать семейство Наполеона. Отсюда произошли некоторые прегрешения перед истиной. Так, некоторые биографы самым серьезнейшим образом уверяли народ в том, что Полина начала свою галантную карьеру в восемь лет. Другие утверждали, что она лишилась девственности с помощью своих братьев. Были и такие, кто утверждал, что она в шестнадцать лет купалась голой в марсельском порту. И наконец, были авторы, почерпнувшие сведения из опубликованного в Лондоне в 1815 году труда Льюиса Голдсмита и уверявшие читателей в том, что Лэтеция организовала дом терпимости, где клиентов обслуживали ее дочери, бывшие в то время в возрасте от четырнадцати до семнадцати лет. Они приводили в качестве доказательства вот такой отрывок из произведения этого английского писателя:

«Мадам Бонапарте содержала в Марселе так называемый открытый дом, где работали ее дочери. Такое скандальное поведение явилось причиной изгнания ее из этого города силами полиции.

Когда ее сын начал делать блестящую военную карьеру в Италии, она приехала туда к нему со всеми своими дочерьми. По пути они сделали на несколько дней остановку в Марселе. Однажды вечером, когда она с дочерьми пришла в театр, к ней подошел тот самый комиссар полиции, который отдал приказ изгнать ее из города. Этот комиссар, не зная того, что эта женщина была матерью завоевателя Италии, пришел в ложу в сопровождении офицеров полиции, как он обычно поступал в отношении женщин подобного сорта. И приказал ей освободить ложу. Она не заставила просить себя дважды; потом в фойе театра все выяснилось»139.