«23-го число с наступлением сумерек мы сделали остановку у подножия хребта. Всю ночь шел проливной дождь. Это напомнило нам ночь перед сражением при Ватерлоо. На следующее утро на небе не было ни облачка. Мы были в полной боевой готовности. Боливар прислал нам приказ о выступлении. Мы начали обходить правый фланг противника. Испанские стрелки и пехотинцы спрятались за деревьями и земляными насыпями. Получив данные разведки, Боливар приказал нам атаковать из глубокого ущелья, что находилось между испанской пехотой и артиллерией. Враг открыл огонь по нашим солдатам. Они начали падать. Бойцы отряда „Храбрецы Апуре“ вступили в бой на расстоянии ружейного выстрела от испанцев. Их накрыл шквальный огонь трех тысяч мушкетов. Ряды бойцов расстроились, и они бросились бежать прямо на нас.

Наступил критический момент, но нам удалось сохранить позиции, пока отступающие пробирались через наши ряды обратно к ущелью. Затем в бой вступили наши гренадеры. Они обрушили свой огонь на испанцев, которые находились всего в нескольких шагах от них. Атака гренадеров заставила испанцев немного отступить. Наши солдаты продолжали теснить их огнем, совершая одну атаку за другой.

Под натиском нашего огня и штыков британского батальона испанцы отступили на позиции, которые поспешно покинули, преследуя отряд „Храбрецов Апуре“. Оттуда они открыли мощный огонь по нашим позициям. Мы сразу же ответили на него. Испанцы превосходили нас в четыре раза, к тому же находились на более выгодных позициях. Их поддерживали хорошо вооруженные отряды. Нам необходимо было получить подкрепление прежде, чем начать атаку на их позиции. Но никто не пришел нам на помощь. Через час у нас кончились снаряды. В тот момент показалось, что для нас все кончено. Мы сделали все возможное, чтобы оповестить о нашем бедственном положении основные части…

Наш командир известил генерала Паэса о нашем положении и попросил снабдить нас патронами. Наконец мы получили их, но к этому времени уже погибло много наших офицеров и солдат… Мы сразу же открыли ящики с патронами. Сделав несколько залпов, мы приготовились к атаке. В этот момент с правого фланга в бой вступили кавалеристы-льянерос. Генерал Паэс лично вел их в атаку. Они поначалу сражались очень храбро, но вскоре бросились вспять, не сумев причинить вреда врагу, но понеся значительные потери.

Я не могу понять, почему Боливар не прислал нам подкрепление. Каковы бы ни были причины, очевидно одно: вторая и третья дивизии лишь наблюдали, как враг истребляет нас, и не сделали даже попытки помочь нам. Наши солдаты в отчаянии кричали — были слышны громкие проклятия. Поняв, что помощи не будет, они собрали последние силы, решив взять вражеские позиции или погибнуть. Нас было девятьсот человек. В этом бою мы потеряли около шестисот солдат… Знамена нашего полка семь раз переходили из рук в руки. Они были буквально изодраны в клочья и пропитаны кровью тех храбрецов, что несли их.

Мы пошли в штыковую атаку. Наши ряды были, как всегда, сплоченными. С громким „ура!“ мы бросились на испанцев. Надо отдать им должное: они сражались стойко. Схватка было жестокой, и результат ее невозможно было предсказать. Но штыки в руках британских солдат, которым оставалось надеяться только на себя, — сила грозная. Испанцы, превосходившие нас в пять раз, начали отступать и в конце концов пустились в бегство.

Когда враг уже начал отходить, к нам на помощь пришли „тирадорес“ (стрелки) и кавалеристы, до сих пор почти не принимавшие участия в боях. Они стали преследовать отступающего врага… Оставшиеся в живых солдаты прошли мимо Освободителя, волоча оружие по земле. Он приветствовал их, называя „спасителями моей родины“».