– Напрасно смеешься, витязь, – нахмурился граф Гуго. – В Священном Писании сказано: «Он выйдет из вселенского моря тьмы и на берегах этого моря соберет свою рать, с которой завоюет мир».

– Кто это «он»? – не удержавшись, спросил Потаня.

– Сын Сатаны, – ответил граф Гуго, вскинув на Потаню свой единственный глаз.

– «И восстанут мертвые из ада, и смешаются свет и тьма на семь суток, покуда будут сражаться ангелы небесные с воинами Князя Тьмы.

И падут на землю пепел и град, будут падать птицы и лить кровавые дожди…» – по памяти процитировал Потаня отрывок из Апокалипсиса.

– Ты читал Откровение Иоанна? – обратился к Потане граф Гуго. И с улыбкой добавил: – Занимательное чтиво, не так ли?

– Если и сбудется страшное пророчество Иоанна, то не раньше чем через пятьсот лет, – сказал Потаня. – Так написано в Апокалипсисе.

– Чушь! – воскликнул граф Гуго, и его единственный глаз загорелся хищным блеском, как у голодного волка. – Иоанн вел отсчет от Всемирного потопа, и в том была его ошибка. Истинный отсчет нужно вести от сотворения мира. И сатанисты ведут его уже давно. Придет срок, и христиане всего мира увидят воочию могущество Повелителя Тьмы и бессилие Творца. Вернее, срок этот уже почти наступил.

– Неправда, граф! – смело возразил Потаня. – Господь не допустит, чтобы зло восторжествовало над добром.

– Зачем Господь отнял бессмертие у людей, зачем изгнал их из рая, ежели Он такой добрый? – с нескрываемым ехидством заговорил граф Гуго, забыв на время про Василия. – Тем самым Вседержитель попросту отдал род человеческий своему врагу Дьяволу. Ведь, покинув рай, люди только и делали, что грешили, а Бог карал их за это. Все грешники, как известно, попадают в ад, где они обречены на вечные муки. Праведников же за прошедшие столетия наберется не более сотни, все их имена занесены в святцы. Получается, что наш нынешний мир – это мир грешников. И все мы – сатанисты, как ни поверни.

Потаня не знал, что возразить. Он сам отправился в крестовый поход, чтобы заслужить себе прощение за прошлые свои прегрешения, вольные и невольные. В душе он не считал себя сатанистом, но по сути выходило, что он все-таки ближе к Дьяволу, нежели к Богу-Творцу.

– Конец света невозможен без появления на земле сына Сатаны, – после долгой паузы проговорил Потаня, – а его появление должно ознаменоваться тремя неурожайными годами, мором и другими страшными знамениями.

– Все это уже происходило неоднократно за прошедшие столетия, – небрежно махнул рукой граф Гуго. – Неурожаи, мор и болезни бывали в прошлом и во Франции, и в Германии, и в Италии… Да повсюду! И на Руси в том числе! Так что, кто знает, может, сын Сатаны находится ныне в войске Конрада. Плод созрел, русич. И этот плод должен упасть, не важно, желает того папа римский или нет!

Василий вышел из палатки графа Тюбингенского со смешанным чувством какой-то страшной неотвратимости. Еще Василий досадовал на самого себя за ту робость, что внезапно его охватила.

Шагая по лагерю между палаток и горящих костров, Василий обратился к Потане:

– О чем ты спорил с графом, поминая Апокалипсис? Ох и мастак ты шпарить по-немецки, приятель!

Потаня вкратце пересказал другу смысл своей беседы с графом-сатанистом.

– Мне кажется, неспроста граф Гуго отправился в этот поход, – сказал Потаня. – И на тебя, Вася, он не зря глаз положил. Над всем этим надо бы крепко подумать.

– Вот ты и подумай, – Василий похлопал Потаню по плечу, – а я спать пойду. По моему разумению, граф Гуго просто не в своем уме! Ничего, вот сельджуки выбьют ему последний глаз, тогда и наступит для графа Тюбингенского самое настоящее царство тьмы.

Василий засмеялся.

Однако Потаня не разделял его веселья, продолжая хмурить брови.

* * *

На другой день, когда войско было в пути, Потаня догнал Василия, идущего во главе дружины, и негромко произнес:

– Слушай меня, побратим. Слушай внимательно!

Василий с любопытством посмотрел в озабоченное лицо друга.

– Прошлой ночью я подсчитал, что ежели вести отсчет времени от сотворения мира, то пророчество Иоанна о пришествии на землю Князя Тьмы должно сбыться в следующем году. Смекаешь?

Василий молча кивнул.

– И про сына Сатаны граф Тюбингенский намекал не зря, мол, он-де может находиться в войске Конрада, – Потаня понизил голос почти до шепота. – Я думаю, граф Гуго и есть сын Сатаны!

– Не может быть! – Василий невольно замедлил шаг. – Чепуху ты мелешь, Потаня! Разве у графа Гуго свиное рыло вместо лица и на голове рога?..

– Я вспомнил, что мне рассказывали королевские пажи еще в Царьграде про этого Гуго Тюбингенского, – с таинственным видом заговорил Потаня, схватив Василия за рукав рубахи. – С их слов я узнал, что мать Гуго убило молнией, когда она рожала своего первенца в башне Тюбингенского замка. Повитухи вытащили младенца уже из мертвого чрева. Он был жив, но так страшен с виду, что граф-отец даже хотел поначалу утопить его. Когда слуга отправился с новорожденным к крепостному рву, то начались чудеса. Стражи не могли открыть ворота замка, как ни старались. В одной из комнат замка со стены упало бронзовое распятие и раскололось на части, а хозяин замка онемел на целые сутки.

Все это спасло жизнь будущему графу Гуго. Самое страшное, по словам тех же пажей, то, что Гуго нисколько не похож ни на мать, ни на отца, ни на деда с бабкой.

Некоторое время Василий молча шагал по дороге, погруженный в свои мысли.

Впереди перед ним со скрипом тащились громоздкие возы обоза. Позади со смехом вышагивали русские ратники, слушая прибаутки Фомы, которых тот знал великое множество.

– Где граф Гуго потерял свой глаз? – наконец спросил Василий, сбоку взглянув на Потаню.

– Граф Тюбингенский много раз сражался за короля. Он верный вассал Конрада.

– А шрам на щеке у него откуда?

– Про шрам не знаю.

– Значит, граф Тюбингенский предан королю Конраду. Это хорошо!

– Прежде всего он предан Дьяволу, а уж потом Конраду, – поправил Василия Потаня.

– В твоей дружине, я знаю, есть девушка, переодетая в мужское платье, – сказала однажды Василию Доминика. – Почему ты не познакомишь меня с ней?

– Она не знает греческого, а ты не разумеешь по-русски, – ответил Василий. – Как вы будете разговаривать?

– Моя служанка знает русскую речь, ведь она болгарка, – промолвила Доминика. – Я хочу видеть эту девушку. Как ее зовут?

– Ее зовут Анфиса, – сказал Василий.

– «Цветущая», – улыбнулась Доминика. Так переводилось с греческого имя Чернавки. – Что ж, поглядим, насколько она хороша собой.