– Если понадобится, – отозвался Фебруарен, которому такое мрачное будущее совсем не улыбалось, и начал размышлять над другими способами.

В легендах говорилось, что мир гномов тоже как-то связан со срединным миром. Быть может, вознесшегося можно протащить в Обитель Богов обходным путем?

Как это понравится Корбану Ярнейну? Может, внучатой племяннице захочется поиграть с новехоньким Орудием?

Фебруарен оглянулся на гавань. На причал вернулись гномы, которые осматривали радужный мост. Вид у них был не очень-то радостный.

Гьорсон же смотрел только на ворота. Он собрал своих спутников, пошептался с ними, а потом они все вместе сотворили что-то непонятное, указывая на портал, туда, где проход касался неподвижной воды.

Вспыхнула рубиново-красная точка.

Фебруарен смотрел во все глаза, но границы миров не различал. Небо и гавань так и остались, где были. И все же там, где загорелся рубиновый огонек, расходившиеся от ладьи волны плескались обо что-то невидимое. Вдалеке, высматривая в воде добычу, кружили морские птицы, но близко не подлетали, – по всей видимости, ни ладью, ни гавань они не видели.

Гномы разошлись, многие отправились на весла. Корабль, переваливаясь, вернулся к причалу.

– Нужно больше помощников, – пояснил Железноглазый. – Особенно из тех, кто еще в те времена закрывал проход.

Любопытно. Гьорсон постоянно говорит о проходе так, будто его закрыли давным-давно.

Ладья подошла к причалу, и остальные элен-коферы взобрались на борт. Гномы – народец весьма суровый, но эти были слишком молчаливы и мрачны даже для гномов. Несколько карликов пошептались с Железноглазым, пока ладья отходила от причала.

– Мост можно починить, – пересказал Корбан Фебруарену. – Мы не утратили секретов и еще можем строить из радуги, но потребуется время и много волшебства. А волшебства у нас нет. Придется добывать в срединном мире. Но даже если и восстановим мост, неизвестно, удастся ли освободить Старейших.

– Почему же?

– Потому что сложнейшее волшебство, которое удерживает богов внутри, сделано так, что проложить путь смогут только сами Старейшие или кто-то родной им по крови. Твой одержимый, видимо, гений. Откуда он узнал? Да и знал ли? Заточил их еще более умело, чем они сами заточили древних богов. Никому даже не пришлось оставаться тут и поддерживать запирающие заклятия. Я трепещу.

«А еще привираешь», – подумал Фебруарен.

– Если только сам одержимый не отыщет нужный инструмент, – продолжал Железноглазый, – надежды нет. Те, кто может открыть проход, сами внутри. Даже Прохвост. Что поразительно, ведь ему всегда хватало сообразительности выкрутиться.

Фебруарен задумался. В вознесшемся есть частички Всеотца и Похитительницы Павших Арленсуль. Наверняка он воспользовался ими, чтобы заточить их божественных родственничков. Поможет ли это знание сломить барьеры?

Должно.

Вознесшийся скажет точно. Элен-коферы – непревзойденные маги-изобретатели и маги-строители, ему нужно будет только их направить.

Меж тем элен-коферы гомонили без остановки, размахивая руками и демонстрируя необычайное оживление. Фебруарен не понимал, что происходит.

Рубиновая точка росла, разгоралась все ярче. Красные капли стекали по невидимой поверхности и падали в мертвые бесцветные воды.

Раздался оглушительный треск. Ладью окатило водой, а затем тряхнуло ветром, принесшим с собой чуждые запахи. Ветер не утихал, свистел.

– Получилось! – обрадовался Гьорсон. – Ну почти.

Сияющая щель, словно прорубленная в воздухе мечом, начиналась от самой воды и уходила вверх фута на три. В самой своей широкой части, у воды, она достигала дюйма. Сквозь нее проникал солнечный свет, ветер и запахи. Как же ярко!

– Я и не осознавал, как же тут тускло, – признался Фебруарен.

Зрение постепенно приспособилось. Там, снаружи, сверкало синее море.

В серые воды божественной гавани возле разрыва начали просачиваться завитки цвета. Фебруарен почувствовал, как вместе с ветром и запахами веет силой.

Элен-коферы запели.

– Магия вернется, – сказал Железноглазый.

Вернется из мира, где иссякают Кладези силы. Фебруарен задумался: иссякает ли сила во всех мирах?

И напомнил себе, что те миры, которые существуют теперь лишь для немногочисленных верующих, уж точно умирают.

Белая акула с трудом вынырнула на поверхность между ладьей и причалом. Она еще не умерла, но уже доживала свои последние минуты. Рыба-убийца окинула корабль злобным взглядом.

Из щели продолжал просачиваться цвет. По гнилым доскам ладьи пробежала россыпь золотых искр.

Должно быть, снаружи осталось еще немало волшебства из того выброса в Андорежском море.

В щель заглянул огромный китовый глаз.

Девятый Неизвестный приветливо помахал рукой.

Через прореху начал протискиваться червячок.

Многоцветья прибавилось. Вот оно волной устремилось вверх, окрашивая корабельный борт. Кловен Фебруарен открылся навстречу силе.

Как только Ветроходец ощутил открывшуюся Обитель Богов, Девятый Неизвестный сразу же это понял.

Железноглазый вскрикнул.

Раньше Харулк не ведал о вплеснувшейся на западе силе, но теперь он узнал. И устремил свое внимание на неожиданную смертельную угрозу.

Возвращение Пайпера Хекта в вечный город всем сулило одни неудобства. С ним прибыла тысяча солдат – тех, кто не пожелал служить Пинкусу Горту. Нашлись среди жителей Брота те, кто хотел даже отпраздновать возвращение, но большинство не отваживалось привлекать внимание нового патриарха. Пособники Безмятежного собирались закрыть ворота перед носом у Хекта, но их не поддержали. У Пайпера, в отличие от Безмятежного, которого это не переставало изумлять, имелись сильные сторонники в коллегии.

Безмятежный полностью вступил в свои права и уже начал возвращать церковь на тот курс, который давным-давно избрал Безупречный V. Хекта это совершенно не удивило, а вот почти все жители Брота были в замешательстве, включая нескольких принципатов, которые получили взятки во время избрания патриарха.

Бронт Донето умело притворялся снисходительным и смотрел сквозь пальцы на религиозные различия, когда у него недоставало сил воплотить свои убеждения в жизнь. Зато теперь силы у него появились. Теперь он сможет насытить свой гнев, зревший с тех самых пор, как его унизили и едва не прикончили в Коннеке.

– Мне не по себе, – пожаловался Титус Консент, когда они пересекали мост Блендайн.

На глазах у них члены Братства повернули к себе в Кастелла-доллас-Понтеллас. Бывший главнокомандующий остался без телохранителей.