Квадратное лицо, обрамленное стрижеными темно-каштановыми волосами, поседевшими у висков, поразило Хука жестокостью и грубостью черт. Несмотря на рубцы и шрамы, военные и мирные сражения маршала явно не сломили. Это было лицо жесткое и мужественное, лицо воина. Проницательные темные глаза оглядывали солдат и коней, пытаясь определить, надолго ли хватит выносливости войска, губы застыли в мрачной усмешке. Глянув на отца Кристофера, маршал вдруг улыбнулся, и Хук почувствовал в нем ту силу, которая позволяла ему вести за собой других, воодушевляя их на победу.

— Священник на боевом коне! — удивленно выговорил маршал. — Наши ездят на смирных кобылках, а не на рослых жеребцах!

— У нас, англичан, так много боевых коней, что их хватает и для служителей Бога, мессир, — ответил отец Кристофер.

Маршал одобрительно оглядел Люцифера.

— Хороший жеребец, — кивнул он. — Чей?

— Сэра Джона Корнуолла.

— А! — обрадованно воскликнул маршал. — Засвидетельствуйте мое почтение сэру Джону! Скажите, что я рад его посещению Франции и надеюсь, что он увезет в Англию самые теплые воспоминания о нашей стране. Увезет как можно раньше.

Маршал улыбнулся отцу Кристоферу и перевел взгляд на Хука. С явным интересом оглядев его оружие и доспехи, он протянул руку в латной перчатке.

— Окажи мне честь, дай подержать твой лук.

Отец Кристофер перевел просьбу Нику. Тот и сам все понял, лишь в замешательстве не знал, как поступить.

— Отдай ему лук, только сначала натяни, — посоветовал священник.

Ник расчехлил цевье, вставил нижний конец в левое стремя и накинул петлю на верхний наконечник, чувствуя рукой упругую силу напряженного тисового древка. Порой ему казалось, что лук, на который натянули тетиву, становится живым и в ожидании выстрела отзывается трепетом на каждое прикосновение.

Маршал по-прежнему ждал, держа на весу руку в перчатке, и Ник протянул ему оружие.

— Какой большой лук, — осторожно выговаривая английские слова, сказал Бусико.

— Более мощных я, пожалуй, не видел, — подтвердил отец Кристофер. — Да и сам лучник очень силен.

Французские латники, сопровождавшие маршала, внимательно смотрели, как Бусико, взяв цевье в левую руку, правой пробует тетиву. Почувствовав силу лука, маршал удивленно вскинул брови и уважительно посмотрел на Ника. Переведя взгляд обратно на цевье, он мгновение помедлил и затем вскинул лук так, будто на нем лежала воображаемая стрела. Маршал задержал дыхание и натянул тетиву.

Английские стрелки следили за ним с легкой улыбкой: натянуть такой лук до конца сумел бы лишь опытный лучник. Тетива дошла до середины и замерла. Бусико натянул лук снова, струна отходила все дальше и наконец дошла до губ. Хук видел, как напряглось от усилия лицо француза, однако Бусико, поморщившись, вновь потянул тетиву и все-таки довел ее до правого уха. Задержав натянутый лук в таком положении, маршал приподнял бровь и взглянул на Хука.

Тот, не выдержав, рассмеялся, и английские лучники разразились приветственными криками в адрес французского маршала. Тот медленно ослабил тетиву и вернул лук Нику, лицо его сияло удовольствием. Хук, улыбаясь, принял оружие обратно и слегка поклонился в седле.

— Держи, англичанин! — воскликнул довольный Бусико, кидая Хуку монету, и с улыбкой поскакал дальше, вдоль строя аплодирующих ему лучников.

— Я тебе говорил, — улыбнулся отец Кристофер. — Он такой.

— Еще и щедр, — заметил Хук.

Монета оказалась золотой, размером с шиллинг — годовое жалованье, не меньше. Он затолкал монету в кошель, где носил лишние наконечники для стрел и три запасные тетивы.

— Щедр и справедлив, — согласился отец Кристофер, — но упаси бог иметь его врагом.

— Меня тоже, — раздался чей-то голос, и Хук обернулся в седле: из толпы латников, сопровождавших маршала, на него смотрел мессир де Ланферель. Глянув на руку Хука с отрубленным мизинцем, он едва заметно улыбнулся. — Ты мне еще не зять?

— Нет, мессир, — ответил Хук и назвал имя Ланфереля отцу Кристоферу.

Француз испытующе поглядел на священника:

— Вы были больны, святой отец.

— Верно, — согласился тот.

— Может, такова Божья кара? Господь в Своем милосердии поразил англичан болезнью в наказание за грех вашего короля…

— Грех? — мягко переспросил отец Кристофер.

— Вторжение во Францию, — пояснил Ланферель и выпрямился в седле. Его умащенные волосы цвета воронова крыла гладкой волной ниспадали до талии, перехваченной поясом из серебряных пластин, по-прежнему красивое лицо стало еще смуглее от летнего солнца, из-за чего глаза казались необычно яркими. — Надеюсь, вы останетесь во Франции, святой отец.

— Это приглашение?

— Конечно! — улыбнулся Ланферель, блеснув белоснежными зубами. — Сколько у вас людей?

— Мы многочисленны, как песчинки на берегу морском, — беспечно отозвался отец Кристофер, — как звезды на тверди небесной и как блохи на лобке у французской шлюхи.

— Да и вреда от вас не больше, — усмехнулся Ланферель, ничуть не задетый словами священника. — Сколько вас? Меньше десятка тысяч? А больных, я слыхал, король отсылает обратно в Англию?

— Отсылает, — подтвердил отец Кристофер. — Потому что нам и без того достанет людей совершить положенное.

Хук поразился осведомленности Ланфереля. Откуда бы ему знать о больных, отсылаемых в Англию? Впрочем, на холмах вокруг Гарфлёра наверняка достаточно соглядатаев, чтобы рассмотреть носилки с больными, переправляемые на английские корабли: флот наконец-то вошел в обнесенную городской стеной гавань.

— И еще ваш король вводит в город подкрепление, — продолжал Ланферель. — А сколько бойцов потребуется, чтобы защитить Гарфлёр с его разрушенными стенами? Тысяча? — Ланферель вновь улыбнулся. — Маловато войско, святой отец.

— Однако оно сражается, — парировал отец Кристофер, — а не дрыхнет в Руане, как ваше.

Голос Ланфереля вдруг сделался жестким.

— Зато наше войско и вправду сравнится числом с блохами на лобке парижской шлюхи! Очень надеюсь, святой отец, что вы все же не покинете Францию и отправитесь туда, где блохи вдосталь напьются английской крови. — Ланферель подобрал поводья и кивнул Хуку: — Передай Мелисанде привет. И кое-что еще. — Он повернулся в седле. — Жан! Venez![27]

Оруженосец — тот самый, что тупо глазел на Мелисанду в лесу над Гарфлёром, — подскакал к господину и по его приказу стянул с себя яркий налатник с изображением знакомого Нику горделивого сокола на фоне солнечного диска. Мессир де Ланферель, сложив налатник вчетверо, бросил его Хуку.

— Если дойдет до битвы, пусть Мелисанда его наденет: такой защиты ей хватит. Я не хочу ее смерти. Прощайте, вы оба. — И француз поскакал вслед маршалу.