Отели закрывались один за одним, приходили в упадок, но чаще всего сжигались дотла (как правило, единственной вещью, будто по волшебству спасенной из пламени, оказывался страховой полис), а на их место вновь возвращались леса. Когда-то моему взору с вершины открывались примерно два десятка отелей. Сегодня остался лишь один – «Гора Вашингтон», все еще грандиозный и праздничный, с весело торчащей красной крышей, но неизбывно печальный в своем одиноком величии (и даже он несколько раз оказывался на волоске от банкротства). Во всей остальной просторной долине, в ее низинах, где когда-то гордо вздымались Fabyan, Mount Pleasant и Crawford House, теперь остались лишь леса, дороги и мотели.

Великая эпоха курортных отелей в Белых горах продлилась всего 50 лет. И несмотря на то что их не стало, я вновь сказал самому себе, что Аппалачская тропа – это еще и символ почтенности. И с этими мыслями я отправился искать моего друга Билла, чтобы завершить наше путешествие.

– У меня появилась замечательная идея! – воскликнул Стивен Кац две недели спустя, когда мы находились в спальне моего дома в Ганновере, потому что уже утром должны были отправиться в Мэн.

– Да? – сказал я, пытаясь скрыть настороженность в моем голосе, так как хорошие идеи не были коньком Каца.

– Ты же знаешь, как ужасно таскать на себе полный рюкзак? – Конечно, я знал! Поэтому с готовностью кивнул ему в ответ. – Так вот, я думал об этом вчера. Брайсон, вообще-то я размышлял об этом очень много, потому что, если говорить начистоту, мысль о том, что мне придется снова взвалить на себя этот рюкзак, наполнила меня… – и он понизил голос, – чертовым ужасом. – Он задумчиво покивал и повторил эти два ключевых слова. – И потом ко мне пришла отличная идея. Альтернатива. Закрой глаза.

– Зачем?

– Я хочу тебя удивить.

Я ненавижу закрывать глаза перед сюрпризом, всегда ненавидел, но сделал, как мне велели. Я слышал, как он копался в своей сумке с излишками военного имущества.

– Кто постоянно таскает тяжести? – продолжал он. – Это был вопрос, который я себе задал. Итак, кто каждый божий день таскает кучу тяжестей? Эй, не смотри пока. А потом меня осенило. – На минуту он затих, будто бы проводя важную проверку, чтобы удостовериться, что сюрприз произведет должный эффект. – Хорошо, теперь можешь смотреть.

Я раскрыл глаза. Кац, сияя нескромной улыбкой, показал мне почтовую сумку Des Moines Register. Это был ярко-желтый мешок, который американские мальчишки, разносящие газеты, обычно перекидывают через плечо, прежде чем забраться на велосипед и отправиться на работу.

– Ты серьезно? – спросил я тихо.

– Я в жизни не был более серьезен, мой старый горный друг. Я и для тебя прихватил одну. – И он вытащил вторую сумку, все еще аккуратно сложенную и завернутую в прозрачный пакет, из своего мешка и отдал ее мне.

– Стивен, ты не можешь идти в поход в дикие места Мэна с почтовой сумкой.

– Почему нет? Она удобная, непромокаемая, ну, или близка к этому, она вместительная и весит лишь четыре унции. Это идеальный аксессуар настоящего путешественника! Позволь мне задать тебе вопрос. Когда в последний раз ты видел мальчика-газетчика с грыжей? – Он мудро кивнул, будто бы смог провести меня.

Я медленно открыл и закрыл рот, готовясь к ответу, но Кац без промедления продолжил, прежде чем я смог сформулировать свои мысли.

– План таков, – сказал он. – Мы избавимся от всего, кроме необходимого минимума: никаких переносных плит, газовых баллонов, никаких макарон, кофе, тентов, мешков со снаряжением, спальных мешков. Мы пойдем в поход и будем разбивать стоянки как пещерные люди. У Дениэла Буна был демисезонный фибровый спальный мешок? Вот уж не думаю. Все что мы возьмем – это холодные продукты, бутылки с водой, может, один комплект запасной одежды. Думаю, что мы сможем уменьшить ношу до 2,5 кг. И… – он с энтузиазмом порылся рукой в пустой почтовой сумке, – мы положим все сюда. – Выражение его лица призывало меня осыпать его похвалами.

– А ты подумал, как глупо будешь выглядеть?

– Ага. Но мне все равно.

– Ты подумал, что станешь причиной нескончаемого веселья для каждого человека, который встретится на твоем пути отсюда до Катадина?

– Меня это абсолютно не колышет.

– Так, а тебе приходило в голову, что скажут егери, обнаружив, что ты отправляешься в поход на сотни километров в глубь диких лесов с почтовой сумкой наперевес? Ты знаешь, что у них есть право задержать всякого, кого они сочтут психически или физически нездоровым? – По правде сказать, я лгал, но, к счастью, мои слова заставили его нахмурить брови. – А еще, разве ты не догадался, что причина, по которой ты не видишь почтовых мальчишек с грыжами, состоит в том, что они носят свои сумки только один час в день, и возможно, тебе будет менее комфортно таскаться с ней по горам весь день, при этом чувствуя, как она непрерывно бьется о твои ноги и натирает плечо до крови? Посмотри, твоя кожа под лямкой уже покраснела.

Его глаза скользнули вниз по лямке. Он больше не настаивал. Нужно сказать, что в Каце было хорошо, так это то, как быстро его можно было отговорить от всевозможных странных затей. Мы собрали больше вещей, чем хотелось Кацу. Я настоял на спальных мешках, теплой одежде и наших палатках. А он, хотя и признал, что это совсем не соответствовало его ожиданиям, согласился оставить плиту, газовые баллоны, котелки для костра и сковороды. Мы сможем поесть и холодную пищу: шоколадные батончики, изюм и неубиваемые кусочки салями под названием Slim Jims. Кроме того, я не смог бы и притронуться к еще одной миске с макаронами. Таким образом, каждый из нас сбросил чуть больше двух килограммов. Это было практически ничего, но Кац был невероятно рад. Ему редко удавалось воплотить в жизнь хотя бы часть своего замысла.

Итак, на следующий день моя жена отвезла нас глубоко в нескончаемые леса северного Мэна, откуда начинался наш путь по «Стомильной дали». Мэн обманчив. Это двенадцатый из самых маленьких штатов, но на его территории расположены леса размером в 10 млн акров, с которыми может потягаться только Аляска. На фотографиях он выглядит спокойно и заманчиво, словно гигантский парк с сотнями прохладных глубоких озер и туманными тихими волнами гор. Лишь Катадин с его каменистыми верхними склонами и пугающей массивностью выглядит более-менее устрашающе. Но на самом деле все здесь таит опасность.

Создатели туристических троп в Мэне преданно выискивают самые каменистые подъемы и безумные склоны, а ими штат располагает в достатке. На протяжении 455 км, которые занимает Аппалачская тропа в Мэне, двигающийся на север путешественник должен преодолеть подъем на 30,5 км, что сравнимо с тремя Эверестами. А в самом сердце пути лежит знаменитая «Стомильная даль» – 160,5 км бореальной лесной тропы, на которой не найти ни магазина, ни дома, ни асфальтированной дороги и которая тянется от деревни Монсон до общественного палаточного лагеря у Абол-Бридж, расположенного чуть ниже Катадина. Это самая удаленная часть Аппалачской тропы. Если что-то пойдет не так в «Стомильной дали», то вы должны будете рассчитывать только на себя. Здесь можно погибнуть от занозы, которая заразит вашу кровь.