Митя пожал плечами:

— Она и мне показалась неплохой женщиной, но кто их знает, этих казаков. Они ведь все здесь наполовину то буряты, то маньчжуры. А с азиатами, по своему опыту знаю, всегда надо держать ухо востро. Да, — он внимательно поглядел на Машу, — а чего это тебе вздумалось бежать но Амуру? Или подтолкнул кто на это?

— Не знаю, просто я много думала о том, как лучше организовать побег. Потом разговаривала об этом с Кузевановыми. А вчера и Прасковья Тихоновна упомянула, что это край дикий, малоизученный… Вряд ли кто догадается, что мы решимся пойти именно в том направлении…

— Ну, Мария, ты меня удивляешь все больше и больше, — улыбнулся вдруг Митя, — то крепость с ходу форсируешь, то Сибирь, а теперь уже к Амуру подбираешься!

— Митя, — Маша нервно посмотрела на дверь, — у нас еще будет время более подробно поговорить о наших планах.

Расскажи лучше, как ты здесь живешь, чем я могу помочь тебе и твоим товарищам?

— Помоги, если можешь, провизией, кормят здесь отвратительно. Каторжная норма не так уж и велика — шесть медных копеек в день. И всего лишь половина моих товарищей имеет возможность покупать себе продукты за стенами острога. Мы делимся с остальными чем можем, по этого крайне недостаточно. Нам разрешают тратить дополнительно на питание не более пятидесяти копеек. Цены здесь, конечно, смехотворные, фунт масла стоит всего две-три копейки, но наших денег явно не хватает. Две недели назад у некоторых заключенных началась цинга. Мордвинов, правда, велел заваривать хвою и поить ее настоем всех подряд, но нить ее и врагу не пожелаешь. Если сумеешь, достань чесноку. Его свободно можно купить у китайцев. Твоя хозяйка наверняка знает, как это делается, да и собственные запасы, видно, имеет. Холодец-то у нее с чесночком был. И еще, — Митя смутился, — уголовных клоны заедают. Достань скипидару, если сумеешь. Они им натираются. Мы с ними в хороших отношениях, подкармливаем, когда можем, а они летом картошки добудут, и золе испекут и нам несут… Уголовным гораздо проще, чем государственным. После работы им позволяют заниматься собственными делами, выходить из тюрьмы, а кандалы на них надевают лишь после второго преступления. Но наш острог тем и славится, что здесь много опасных злоумышленников, клейменных за побеги, притом неоднократные. А в остальном они обычные люди, которые мерзнут, хотят есть и пить, они, как и мы, носят ножные кандалы, и в руднике их тоже приковывают к тачке, и урок у них и у нас — одинаковый: хоть умри, но три пуда руды должен отвезти к бутарам.

— Хорошо, — сказала Маша тихо, — я постараюсь выполнить все твои просьбы и помогу твоим товарищам, чем смогу.

— Прекрасно! — Митя радостно потер ладони. — А теперь рассказывай, как вы жили этот год без меня. — Он опять придвинулся к ней, взял ее руки в свои ладони и слегка сжал. — Все, и без утайки, и про матушку и про батюшку. Кстати, почему отец не приехал с вами на станцию?

— Владимиру Илларионовичу внезапно стало плохо, когда он узнал, что я была в крепости и видела тебя. Поэтому мы не рискнули взять его с собой.

— Он что, серьезно болен?

— Нет, сейчас он чувствует себя несравнимо лучше, то есть в декабре, когда я прощалась с ними, он выглядел молодцом, честное слово! И легче ему стало после того, как он поверил, что сможет вскоре встретиться с тобой.

Митя недовольно нахмурился, но ничего не сказал и лишь попросил продолжать рассказ.

В следующие полчаса Маша поведала ему во всех подробностях о своих попытках заполучить разрешение на поездку и о приключениях, пережитых ею во время слишком долгого путешествия.

Митя слушал ее, не прерывая, только в удивлении приподнимал брови да улыбался иногда изумленно, в особенности когда она рассказывала о поединке с волками и встрече с молодым бурятским тайши. Маша вынула из саквояжа три орлиных пера и протянула княжеский знак Мите. Он молча повертел его в руках, отложил в сторону и задумчиво сказал:

— Возможно, это пригодится нам в будущем.

Машино сердце дрогнуло от радости. Кажется, Митя уже не так решительно настроен против ее плана, и, вполне возможно, вскоре удастся окончательно убедить его в необходимости побега.

Маша продолжила свой рассказ, но кошки скребли у нее на душе. О двух событиях она так и не рискнула сообщить Мите. Это был случай с графом Лобановым и сцена в доме Недзельских. О последней она упомянула лишь вскользь, заметив, что кольцо Алине вернула и просила ее хотя бы написать письмо своему бывшему жениху.

При этих словах Митино лицо повело как будто судорогой, он закусил губу, по, заметив ее испуганный взгляд, улыбнулся и тихо сказал: «Когда-нибудь ты узнаешь, ч-то было в том письме, которое она все-таки написала». Он еще сильнее сжал ладони Маши, и девушка поняла, что письмо было не слишком приятным, если не сказать хуже. Но почему тогда он ждал свою прежнюю невесту с таким нетерпением? Неужели он до сих пор любит Алину, и ей совсем не на что надеяться?.. Маша поспешно отвела взгляд в сторону, испугавшись, что глаза выдадут ее.

Митя притянул ее ладони к своим губам и несколько раз ласково поцеловал, потом поднял на нее затуманившиеся глаза и виновато улыбнулся:

— Это все, чем я могу тебя на сей момент отблагодарить!

Досмотри, — он распахнул ворот рубахи и показал висящий на шее образок. — Честно сказать, я всегда помнил о твоем обещании, но даже представить не мог, что ты сюда пожалуешь. И сегодня, когда вдруг увидел тебя на крыльце, а потом здесь, в доме, в домашнем платье, в этих пушистых носках, румяную с мороза, сердце у меня так и сжалось, сразу твои слова про каторжанина вспомнил… Думаю, ну зачем я нужен этой милой девочке? Гляди, какие у меня руки! Разве можно такими руками обнимать молодую жену и первую брачную ночь? — Он усмехнулся, заметив, с каким неподдельным ужасом Маша рассматривает его ладони — все и ссадинах, старых и совсем недавних шрамах, с обломанными, кое-где почерневшими ногтями. — Страшно стало?

Маша молча покачала головой и вдруг прижалась к его рукам щекой, а потом совершенно неожиданно принялась целовать их, не чувствуя, что слезы ручьем бегут по ее щекам.

Митя обхватил этими шершавыми, с загрубевшей кожей ладонями Машино лицо, приподнял его и с веселым удивлением заглянул ей в глаза:

— Ну что ты, дурочка, расплакалась, это не самое страшное, что в твоей жизни еще встретится. Давай лучше поговорим о нашей будущей свадьбе. Мордвинов обещал разрешить ее после завершения поста. До этой поры ты будешь сравнительно свободной особой и даже сможешь вернуться назад, если вдруг передумаешь венчаться со мной. Да, а как мы расторгнем впоследствии наш брак? В России вряд ли это получится.

— Я надеюсь, в Америке мы без особого труда сделаем это.

Говорят, на Аляске есть несколько православных церквей.

— А как ты думаешь вернуться в Россию?

— Я не собираюсь возвращаться в Россию, — Маша опустила голову, — но это не значит, что я каким-то образом стесню тебя, помешаю тебе устроить свою жизнь.