— Ну что ты такое говоришь, Саша! Все совсем не так! Я очень рада, что встретила тебя и смогла хоть чем-то помочь. Извини, алкоголь действует на меня быстро, кружится голова. Желаю тебе, чтобы ты благополучно вышел из угрожающих обстоятельств, смог спокойно, не оглядываясь, ходить по городу, посещать могилу сына, чтобы у тебя все было хорошо.

— Сына мне не вернуть, а все остальное не важно! — выкрикнул Саша. — Для меня жизнь окончена, и больше ничего здесь не держит! Уеду я!

— А я? Выходит, я ничего не значу для тебя?! — Ларису стала бить крупная лихорадочная дрожь. Глаза закатились, стали видны только белки, по всему лицу пошли красные пятна, она откинулась на спину, ее тело так сотрясали конвульсии, что она чуть не свалилась со стула.

Саша испугался, подхватил ее на руки и перенес на софу. Он приподнял ей голову и подложил под нее подушку, но не знал, как справиться с поразившим ее недугом.

— В-в… во-ды! — с трудом выговорила она.

Саша быстро взял со стола бокал с минеральной водой и поднес к ее губам. Ее зубы отбивали чечетку, грозя расколоть тонкое стекло бокала, поранить губы, но этого не случилось.

Зрачки вернулись на место, но глаза были какими-то остекленевшими, без всякого проблеска мысли. Саша проклинал себя за затеянный по глупости разговор, вызвавший у Ларисы нервный припадок. Достав из шкафа теплое одеяло, он бережно закутал ее. Он не знал, надо ли это делать, но она стала меньше дрожать, а конвульсии полностью прекратились.

— Ты хочешь знать о моем прошлом? — каким-то неестественным, деревянным голосом проговорила Лариса. — Тебя не удивляло то, что я никогда не упоминала об отце? Ведь не от святого же духа я появилась на свет Божий. Я помню детство, свою семью: маму, папу и маленького брата. Нас было двое: я и братик Сережа, младше меня на четыре года. Все было в нашей семье — и радость и горе. Самым большим горем для нас стало то, что отец стал пить, уходя в длительные запои. Он пропивал все деньги, бил мамочку, меня, братика. Одно из последних печальных воспоминаний: в закрытой снаружи ванной плачет мамочка. Он избил ее за то, что не давала ему вынести из дома утюг, а мы с братиком стоим на коленях и просим Бога, чтобы он забрал к себе нашего отца. Отец услышал это и в пьяном угаре направился к нам, размахивая добытым утюгом, выкрикивая угрозы и всякие гадкие слова. Я окаменела от страха, братик поднялся и бросился ему навстречу. Я понимала, что сейчас произойдет непоправимое, вскочила и… Тут у меня провал в памяти. Мне тогда было двенадцать лет. Следующие воспоминания только с тринадцатилетнего возраста.

У меня уже нет братика и отца. Мамочка всегда уходила от вопросов об этом, мягко переводя разговор на другую тему, даже когда я стала впадать в истерику. Мамочка водила меня к психотерапевту, и мне кололи успокоительные лекарства. Постепенно мне стало лучше, истерики прекратились. В шестнадцать лет мама первый раз повела меня на могилу братика, но всю свою жизнь продолжала хранить молчание относительно того, что произошло в тот злополучный день. А об отце говорила кратко, не вдаваясь в подробности: «Он ушел, его нет больше в твоей жизни».

Время залечивает душевные раны лучше всяких врачей. Последний раз я посетила психотерапевта в восемнадцать лет, но память ко мне так и не вернулась. Пробел в памяти мне не мешал жить, те события прятались все дальше в закоулках моей памяти.

В этом году я похоронила дорогую мамочку, осталась совсем одна, и у меня был нервный срыв — неудачная попытка суицида… Выписавшись из больницы, я полностью так и не пришла в себя. Стала слышать голоса: мужской и детский, мальчишеский… Я анонимно обратилась к частному психотерапевту-психоаналитику.

Он заметил мою внутреннюю сопротивляемость воспоминаниям и предложил применить методику, повышающую способность вспоминать под воздействием гипноза. Я согласилась… Если бы я знала… Мамочка была мудрой женщиной, она оградила меня от всего этого!

Память ко мне не вернулась, но я стала смутно вспоминать какие-то бессвязные фрагменты и точно знаю, что под гипнозом не молчала, а говорила…

После этого сеанса мое душевное состояние не улучшилось, а голоса стали более агрессивными. Я прекратила посещать этого психотерапевта, но продолжала принимать лекарственные препараты, им выписанные, и мне стало немного лучше.

Однажды вечером этот психотерапевт позвонил мне домой, что весьма меня удивило: телефона своего я ему не давала, посещала его анонимно, под вымышленным именем. Скорее всего, он вышел на меня через участкового врача, Людмилу Петровну, по чьей рекомендации я попала к нему. Психотерапевт попросил прийти к нему и прослушать аудиокассету с моими воспоминаниями. Дал свой домашний адрес.

Из любопытства я отправилась к нему домой. Он предложил мне вино, но я отказалась. Тогда он включил магнитофон и дал мне прослушать то, что я вспомнила под влиянием гипноза. — Лариса замолчала, и ее снова стала бить дрожь. — Я узнала, что произошло в тот день… Отец в невменяемом состоянии ударил утюгом по голове Сережу, моего младшего братика, а я схватила нож и бросилась с ним на отца. Я убила его!

— Почему ты считаешь, что это не твоя выдумка? Как маленькая девочка могла убить ножом взрослого мужчину?

— В состоянии аффекта — так пояснил психотерапевт. Я слышала свой голос, который несколько раз произнес: «Я убила его! Я убила его! Он умер!»

— А что произошло дальше?

— Этот психотерапевт сказал, что моим знакомым и на работе будет любопытно узнать, что я убийца собственного отца.

— Он тебя шантажировал? Для чего?

— Исполнение некоторых сексуальных фантазий. Так он назвал это…

— Ситуация понятна! Где он проживает?

— Ничего не надо… Я не смогу жить, если из-за меня пострадает еще один человек… Прошу тебя, я сама разберусь.

— Отставим эту тему. На время. Сейчас попробуй заснуть — сон принесет облегчение.

— Я боюсь снов: вдруг все это увижу воочию… Как я отца… ножом… Бедного Сережу с разбитой головой в луже крови. Кругом кровь, кровь, кровь!

— Успокойся, не думай об этом. Прижмись ко мне и спи. Больше ни слова.

— Спокойной ночи.

— Спи спокойно.

Лариса неожиданно очень быстро заснула в объятиях Саши.

В ту ночь Саше снились кошмары: он от кого-то убегал, кому-то помогал, все было сумбурно и не сохранилось в памяти после того, как он проснулся.

«Совсем как в жизни», — подумал он и тут понял, что должен помочь этой спящей женщине, доверчиво прижавшейся к нему, недавно впустившей его в свою жизнь и ничего от него не требующей.

«Я сплю с ней не из благодарности за спасение и крышу над головой, а потому что меня влечет к ней. Но это не любовь, — размышлял он. — Галите была моим капризом и исчезла без следа, а Ларису я буду помнить всю жизнь. Она похожа на взрослого, в которого вселилась бесхитростная душа ребенка, доверчивая и нежная».